Пусть будет как есть

С.: Это великолепно. Великолепно для чего? Для кого?

К.: В сновидении я бы сказал, что если ты можешь входить в Я‑естьность и оставаться там, почему нет?

Почему ты должен страдать? Но если ты спрашиваешь меня, было бы это концом чего‑либо, то нет. Все кончается только бытием Тем, что ты есть. Потому что для Того, что ты есть, ничего никогда не начиналось и ничего никогда не кончается. Поэтому абсолютный конец истории просто в бытии Тем, что ты есть. Поскольку Ты не знаешь никакого начала, Ты не знаешь никакого конца. Но то, что знает начало, будет всегда искать конец. И всегда искать счастливый конец. Но это невозможно!

С.: Если ты в Я‑естьности, это все еще в сознании?

К.: Да.

С.: А если ты являешься Тем, что ты есть, это в сознании?

К.: Нет ни осознавания, ни сознания, ни чего бы то ни было. Тогда Ты абсолютно не знаешь, чем Ты являешься и чем Ты не являешься. Имеет место абсолютное отсутствие всякого присутствия любой идеи того, чем Ты являешься и чем Ты не являешься. Нет абсолютно никакого различения чего бы то ни было.

С.: Как в глубоком сне?

К.: В глубоком глубоком сне. Всегда говорят, что в глубоком сне все еще есть осознавание. Осознавание, которое отличается от Я‑естьности, и тогда все что угодно является этим сновидением. Так что глубокий глубокий сон – это природа глубокого сна. И тогда оттуда ты становишься природой Я‑естьности, а потом природой мира, будучи тем, что ты есть. Но это никогда не различается в Природе. Оно не знает никакого различия. Оно никогда не различается ни в чем.

С.: Но можете ли вы быть Тем, что вы есть, сейчас, когда вы говорите?

К.: Я говорю? А Я говорю? Конечно, Я есть То, что я есть. Ты думаешь, что когда Я говорю, Я не являюсь Тем, что я есть?

С.: Да, но сейчас вы в сознании.

К.: Мне не нужно быть в сознании.

С.: Вы не в сознании?

К.: Нет.

С.: Не осознаете?

К.: Нет, если бы Я осознавал, то был бы отличным от чего‑то еще. То, что я есть, никогда не осознает и никогда не бывает в сознании или не в сознании.

С.: Но как вы тогда можете говорить?

К.: Говорение случается. Это чудо. Это фантастика.

С.: Но вы сознаете, что говорите, разве нет?

К.: Нет. Что‑то произносится, но если немного позднее ты спрашиваешь меня, говорил ли я что‑либо, то если ты спрашиваешь То, чем я являюсь, Я бы сказал, что Я никогда ничего не сказал.

С.: Вы не сознаете слова?