Интервью

Я часто привозил в ашрам на выходные свою семью и сослуживцев. Похоже, что Махарши особо выделял среди них мою дочь. За время жизни в Мадрасе она овладела тамильским в достаточной степени, чтобы об­щаться с Махарши на его родном языке. Во время наших посещений они всегда играли вместе и хохотали.

Однажды моя дочь села перед Махарши и вошла в состояние, которое внешне воспринималось как глубокий медитативный транс. Когда колокол позвал на обед, я не смог ее разбудить. Махарши посоветовал оставить ее в покое, и мы пошли есть без нее. Вернувшись, мы застали ее в том же месте и в прежнем положении. Прошло еще несколько часов, прежде чем она возврати­лась в обычное сознание.

Майор Чедвик* с большим интересом следил за про­исходящим . Когда моя дочь очнулась, он подошел к Ма­харши и сказал:

— Я здесь уже более десяти лет, но со мной никогда не происходило ничего подобного. А эта семилетняя де­вочка, похоже, вошла в самадхи вообще без каких-либо усилий. Как это возможно?

Махарши улыбнулся и ответил:

— С чего ты взял, что она младше тебя?

После этого случая дочь прониклась любовью к Ма­харши и очень привязалась к нему. Когда мы уезжали домой, она ему сказала:

— Ты мой отец. Я не поеду в Мадрас. Я останусь здесь, с тобой.

Махарши засмеялся:

— Нет, тебе нельзя здесь оставаться. Возвращайся домой со своим настоящим отцом. Пойди в школу, вы­учись, а потом сможешь прийти сюда — если захочешь.

Происшедшее в ашраме стало важным событием в жизни моей дочери. Несколько недель спустя я подслушал, как она кому-то рассказывала на кухне, что не бы­вает такого дня, когда она не вспоминала бы о случив­шемся. Но если бы вы спросили ее об этом событии, она ничего не ответила бы. Всякий раз, когда кто-то спра­шивал ее: «Что произошло в тот день, когда ты вошла в транс перед Махарши?» — ее реакция была одной и той же: она начинала плакать. Даже мне она не могла объяс­нить или описать, что именно с ней было.

В другой раз я привел к Махарши пира", которого встретил в Мадрасе. Этот профессор, приобщившийся к религиозной жизни в результате внутреннего пробужде­ния, прибыл из Багдада в Индию потому, что ему вдруг захотелось увидеть, в каком состоянии познания пребы­вают настоящие индийские святые. Я убедил его поехать со мной к Махарши, ибо не мог представить лучшего примера индийского святого. В Тируваннамалае мы не­которое время посидели в зале, глядя на Шри Раману. Потом пир встал, поклонился и вышел. Когда я догнал его и спросил, почему он ушел так внезапно, тот отве­тил: «Я вдохнул аромат этого цветка сада индуизма. Те­перь мне нет необходимости нюхать другие цветы — я удовлетворен и могу вернуться в Багдад».