Примак методически пытается опровергать все эти и другие критические замечания, высказываемые в адрес Сары. Отвечала ли она именно на те вопросы, которые перед ней ставились? Действительно ли Сара понимала составной характер предложений или ее правильная интерпретация высказывания «Сара положить яблоко корзинка банан блюдо» основывалась на стратегии, подразумевающей существование у нее менее изощренных способностей? Иными словами, действительно ли Сара обнаруживает языковые способности или все ее достижения – просто результат дрессировки на получение вознаграждения, такой же, как, например, дрессировка голубей? Примак не исключает, например, возможности того, что, правильно читая сложное предложение, Сара руководствуется правилами вроде: «Поставь слово, означающее посуду, непосредственно над словом, означающим фрукт». Чтобы заранее опровергнуть такое потенциально возможное критическое замечание, Примак предлагал Саре сложные предложения, не удовлетворяющие этому правилу. Он также отмечает, что любые альтернативные стратегии, к которым может прибегнуть Сара, требуют следования правилам, не менее изощренным, чем те, которые нужны для конструирования иерархически организованных предложений. Однако, если пренебречь претензиями некоторых ученых к условиям проведения экспериментов, Примака мало трогает, считают ли люди, что достижения Сары – достигнутый искусной дрессировкой трюк или демонстрация языковых способностей. Умение Сары пользоваться символами для него несомненно, поскольку она отдает себе отчет в том, что слово «яблоко» – маленький голубой треугольник – обозначает красный круглый предмет с «хвостиком». И ничего таинственного в этом процессе сопоставления и подмены предметов символами Примак не видит. Он рассматривает мозг как устройство для выработки реакций на внешние воздействия и с этой точки зрения утверждает, что любая реакция на внешнее воздействие потенциально может быть словом. «Процесс, в результате которого реакция на внешнее воздействие становится словом, – пишет Примак, – ничем не отличается от процесса дрессировки, при которой голубь обучается нажимать на кнопку, когда в клетке вспыхивает свет» – и приходит к заключению, что путем такой дрессировки можно заставить животное выучить и слова. Таким образом, вместо того чтобы защитить Сару от обвинения, что ее достижения – это не более чем трюки, освоенные в процессе дрессировки, Примак утверждает, что не существует разницы между обучением трюкам и языку! Примак признает, что и сама постановка экспериментов, и методы, которыми он пользовался, предопределили некоторые отличия языка Сары от обычной речи. Сара могла иметь дело лишь с предложениями, написанными специальными жетонами на магнитной доске, что совершенно немыслимо в нормальной речи, использующей мгновенно исчезающие сигналы. Более того, Примак отмечает, что «трудности решения любой задачи могут быть снижены ограничением числа альтернативных слов, имеющихся в распоряжении обучаемого в данное время». В отличие от Уошо, которая, конструируя предложения, должна была подыскивать подходящие слова и поэтому пользовалась всем своим словарем, Сара не торопясь выбирала ключевое слово из нескольких альтернативных, выложенных перед ней ее учителем. Употребляемое Примаком слово «задача» также о многом говорит, поскольку оно подчеркивает различие между отношением Сары к языку жетонов и Уошо к амслену. С точки зрения Сары, язык может выступать в качестве бесконечной последовательности трюков, которые она должна выполнять перед своим дрессировщиком, чтобы получить вознаграждение. Как мы уже говорили, трудно представить Сару, роющуюся в своих жетонах, чтобы поболтать кое о чем на досуге с владеющими амсленом шимпанзе из Оклахомы. Трудно также представить себе Сару, пытающуюся воспользоваться языком жетонов, чтобы выразить охватившие ее чувства, как это делали Уошо и Люси в своих беседах на амслене. В этом плане язык жетонов ближе к методам, используемым исследователями для оценки возможностей интеллекта, чем к языку в собственном смысле этого слова. Примак тщательно исключает из рассмотрения все вопросы, связанные с субъективным смыслом, который животные могли бы вкладывать в свое общение, и при этом естественно возникают сомнения, и довольно серьезные, в том, что животные понимают предмет разговора. — 115 —
|