Чувства животных и человека

Необыкновенная острота зрения у многих птиц уже давно известна человеку. Во времена соколиной охоты было принято возить на луке седла клетку с маленькой птичкой, вроде сорокопута. Обученный сокол часто поднимался так высоко, что человеческий глаз не мог различить его на фоне голубого неба. В этих случаях по поведению пленного сорокопута сокольничий мог определить, где находится его птица. Инстинктивно опасаясь сокола, маленькая птичка поднимала голову и держала ее таким образом, чтобы не выпускать его из поля зрения.

Мы тоже поворачиваем голову и заставляем глаза двигаться, чтобы поместить изображение интересующего нас предмета на маленькую область сетчатки глаза, где наше зрение является наиболее четким. Люди могут по одним лишь чертам лица узнать друг друга на расстоянии семи метров только потому, что каждый из них перемещает изображение лица другого в эту наиболее чувствительную область глаза и анализирует здесь — к примеру, в 283 отдельных участках — эту мельчайшую картину (менее 0,5 миллиметра в поперечнике). Те же самые бесконечно малые участки светочувствительной области глаза управляют автоматическим рефлексом, при помощи которого мы так четко фокусируем на сетчатке изображение, регулируя мышечный контроль над хрусталиком.

Для того чтобы сделать какие-то выводы из столь тонкого анализа зрительных объектов, сигналы, идущие из этой особой анализирующей области глаза, обрабатываются определенной зоной мозга, которая по площади раз в 800 превышает чувствительную область глаза, — своеобразной вычислительной машиной, определяющей значение новых зрительных впечатлений путем сопоставления их с прежним опытом. У человека зрительная зона коры головного мозга делится на две приблизительно равные части, одна из которых следит за центральным полем сетчатки глаза, а другая ведет общее наблюдение за окружающим миром при помощи остальной части глаза, которая велика по размеру, но дает менее четкие изображения.

Мы до такой степени полагаемся на прошлый опыт, что иногда склонны видеть то, чего ожидаем; часто мы не замечаем явных особенностей, которые могли бы удивить нас. Обследуя все, что находится в поле зрения, наш взгляд быстро перескакивает с одного крошечного участка на другой, а промежутки между ними заполняет наш мозг, используя при этом содержимое памяти. Несколько темных пятен, расположенных в известном нам порядке, воспринимаются как изображение целой кошки, вполне определенной, — может быть, той, которая принадлежит соседу по улице. Мы дополняем отсутствующие части теневой надписи, вряд ли сознавая, что художник нарисовал только 50 % контура каждой буквы. Мы легко можем узнать узоры на фарфоровом блюде, найти достаточно оснований, чтобы считать его первосортным, оценить его размер — чайное это блюдо или обеденное; но мы не замечаем щербинку на ободке, пока пальцы не заставят мозг насторожиться. Только тогда глаза обнаруживают брак.