Итак, то, чему я могу способствовать, используя методологию и техники Драматургии и режиссуры жизненного Пути:
- значительное усложнение жизни, когда внимание начинает вмещать все больший масштаб внешних и внутренних обстоятельств, которые, будучи замечены, приходится учитывать;
- углубление переживаний (любых, не только «позитивных»), значительное учащение так называемых «пиковых» переживаний. С другой стороны – утончение чувств и увеличение чувствительности;
- появление возможности удерживать «равновесие на пределе возможного»[2]. Значительное учащение ситуаций, когда возникает необходимость удерживать такое равновесие;
- вследствие предыдущего пункта – почти непрерывная работа души[3], когда (опять же – почти) не удается «заснуть» (в смысле - существовать исключительно автоматически);
- картина мира претерпевает изменения все чаще (ориентировочно – раз в неделю происходит существенное, зачастую драматическое изменение в картине мира);
- сознание начинает вмещать все больший масштаб ответственности. Душа перерабатывает противоречия все усложняющихся обстоятельств жизни в переживание/действие любви;
- по критерию Таковости переживаний и внешним подтверждениям происходит качественный скачок от того, что сначала все чаще переживается пересечение со своим Предназначением, к тому, что все реже начинаешь «вываливаться» из своего Предназначения;
- появление Учителя внутри и все более точно различимая связь с ним;
- желание помогать окружающим «от избытка» и от любви...
3. Драматизация.
В этой главе мы обратимся к одному из основных принципов исследуемой темы – драматизации.
В основе дальнейших идей лежит феномен драматизма самой жизни. Наше восприятие мира дуально. С самого рождения мы сталкиваемся с огромным числом противоречий, которые неразрешимы с точки зрения обыденного сознания. Противоречия эти распространяются на все жизненные контексты, начиная от бытовых и заканчивая предельными человеческими и общечеловеческими, - такими, которые можно выразить, например, формулой «я – раб, я – царь, я – червь, я – Бог»... Это неизбывное противоречие между механистичностью и обусловленностью психофизического существования и чем-то еще невыразимым, по чем дух томится...
Не имея сил и навыка принять противоречия и осознавать их, как одновременно сосуществующие, мы вытесняем большую их часть, что косвенно так или иначе проявляется:
- на донормативном уровне через неадекватность поведения и разнообразную невротическую симптоматику;
- на нормативном уровне часть противоречий начинает обнажаться, представая то как нравственный конфликт, то как борьба мотивов; остальные продолжают маскироваться под более или менее выраженные защитные механизмы[4] или через гиперкомпенсацию[5].
- на уровне сверхнормативных задач идет обнажение противоречий и конфликтов, их принятие и либо занятие по отношению к ним особой позиции (об этом далее), либо творческое их преображение там, где это возможно. На этом уровне человек доходит до предельных общечеловеческих противоречий. Так, выражаясь словами Чеховского героя[6]: «...У настоящих мыслителей пессимизм составляет не шалтай-болтай, как у нас с вами, а мировую боль, страдание; н у них имеет христианскую подкладку, потому что вытекает из любви к человеку и из мыслей о человеке, и совсем лишен того эгоизма, который замечается у виртуозов. Вы презираете жизнь за то, что ее смысл и цель скрыты именно от вас, и боитесь вы только своей собственной смерти, настоящий же мыслитель страдает, что истина скрыта от всех и боится за всех людей...»
— 4 —
|