|
автомобиля, - тяжелые облака депрессии - "все кончено", "сегодня ночью мы будем смотреть с тобой старые фотографии", и т. п. А я сидел и делал мантру. Наконец мы подъехали к дому. Войдя в дом, отец спросил: Что ты хочешь сейчас делать? Я сказал: Мне все равно, все, что ты хочешь. Он ответил: Я хотел бы, чтобы ты отдохнул после такого длинного пути... А я займусь приготовлением малинового джема. Готовить малиновый джем - это одно из его хобби. Я спросил: Можно я тебе помогу? Он: О, не беспокойся. Я: Но я хотел бы. Он: Ну, хорошо. Я прошел на кухню и мы начали с ним варить малиновый джем. Мы стерилизовали банки, разминали малину, а он рассказывал мне о всех ужасах своей жизни: о том, как он тоскует, что все забыли его... Очень тяжелая история. Я испытал к нему неимоверное сострадание, так как я любил его, и в то же время я видел, насколько обусловленно его сознание. То есть мне было видно, где у него стопор. Я продолжал делать мантру, разминать малину и говорить ему что-то вроде: ."А пузырьки должны все подняться кверху? А банки готовы? А куда мы это переложим?" Через некоторое время, поскольку я не препятствовал его фантастическим темным облакам, которые он создавал, и не помогал ему в этом, он начал говорить такие вещи: "Смотри, все пузырьки уже наверху..." - и вскоре его раз-говор перешел на то, что "здесь-и-теперь". Он стал говорить о приготовлении джема. И когда он заговорил об этом (вам уже известно - с помощью такого способа человека можно привести в состояние здесь-и-теперь), морщины на его лице разгладились, и вся его модель старого человека, стоящего на пороге смерти, и вся чепуха по поводу всех неудач и несчастий ушли в прошлое - теперь мы с ним делали джем здесь-и-теперь. Мы были с ним просто двумя парнями, которые делали джем. Когда мы закончили, он был счастлив, он улыбался. Потом он спросил: "Что мы будем дальше вместе делать?" - он вошел со мной в "высший контакт" потому, что я тогда находился в здесь-и-теперь. И все, что я делал, - я делал малиновый джем. И он вошел в это место, и ему там было хорошо. Каждый человек хочет, чтобы ему было хорошо. Потом я вышел на час-другой, и он — 62 —
|