|
Вновь отлетел Гименей[16], к брегам отдалённым киконов Мчится — его не к добру призывает там голос Орфея. Всё-таки бог прилетел; но с собой ни торжественных гимнов Он не принёс, ни ликующих лиц, ни счастливых предвестий. Даже и светоч в руке Гименея трещит лишь и дымом Едким чадит и, колеблясь, никак разгореться не может. Но тяжелей был исход, чем начало. Жена молодая, В сопровожденье наяд по зелёному лугу блуждая, мёртвою пала, в пяту уязвлённая зубом змеиным. Вещий родопский певец, обращаясь к Всевышним, супругу Долго оплакивал. Он обратиться пытался и к теням, К Стиксу дерзнул он сойти, Тенарийскую щель миновал он, Сонмы бесплотных теней, замогильные признаки мёртвых, И к Персефоне проник и к тому, кто в безрадостном царстве Самодержавен, и так, для запева ударил по струнам, Молвил: «О вы, божества, чья вовек под землёю обитель, Вновь Эвредики моей заплетите короткую участь! Все мы у вас должники; помедлив недолгое время, Раньше ли, позже ли — все в приют поспешаем единый. Все мы стремимся сюда, здесь дом наш последний; вы двое Рода людского отсель управляете царством обширным. Так и она: лишь её положенные годы созреют, Будет под властью у вас: возвращенья прошу лишь на время, Если же милость судеб в жене мне откажет, отсюда Пусть я и сам не уйду: порадуетесь смерти обоих». Внемля, как он говорит, как струны в согласии зыблет, Души бескровные слез проливали потоки. Сам Тантал Тщетно воды не ловил. Колесо Иксионово стало. Птицы печень клевать перестали; Белиды на урны Облокотились; и сам, о Сизиф, ты уселся на камень! Стали тогда Эвменид, побеждённые пеньем, ланиты Влажны впервые от слёз, — и уже ни царица-супруга, Ни властелин преисподних мольбы не исполнить не могут. Вот Эвредику зовут; меж недавних теней пребывала, А выступила едва замедленным раною шагом. Принял родопский герой нераздельно жену и условъе: Не обращать своих взоров назад, доколе не выйдет Он из Авернских долин, — иль отымется дар обретённый. Вот уж в молчанье немом по наклонной взбираются оба Тёмной тропинке, крутой, густой укутанной мглою. И уже были они от границы земной недалеко, Но, убоясь, чтоб она не отстала, и в жажде увидеть, Полный любви, он взор обратил, и супруга — исчезла! Руки простёр он вперёд, объятья взаимного ищет, Но понапрасну — одно дуновенье хватает несчастный. Смерть вторично познав, не пеняла она на супруга. Да и на что ей пенять? Иль разве на то, что любима? Голос последним «прости» прозвучал, но почти не достиг он Слуха его; и она воротилась в обитель умерших... — 41 —
|