Шаманы, целители, знахари

«Моя жизнь,

моя жизнь,

моя жизнь в твоих руках».

Я стал единым целым с водой — с приливами и отливами, с волнами; с дождем, со жгучей жаждой, с хранящей и питающей жизнью. Я был солн­цем — расплавленным огненным шаром; согревающей солнечной системой, дневным светом, лунным сиянием. Я был воздухом, дыханием жизни, не­прекращающейся борьбой; океаническим ветром; карликом в бесконечном универсуме. Я потерялся в недрах этих элементов, это привело меня к сути бытия. Но здесь, казалось, было еще нечто большее. Я знал, что не имеет смысла думать о том, что приближалось ко мне, но пытался это делать. «У меня нет выхода», — думал я. Когда я перестал думать, поток мыслей пре­рвался. Внезапно я понял со всей отчетливостью: я боялся отдать моё струк­турированное «я» состоянию абсолютного ничто».

И тогда из него вырвалось наружу это пение, которое слилось с вибра­цией барабана в единое целое. Это классическое шаманское песнопение, символизирующее мощь, песнь торжества сверхсознания над сознанием. Во всех сообщениях о посвящении в шаманы мы обнаруживаем эту песнь шаманской мощи, как я окрестил её. Ритм песни является выражением внутреннего раскрепощения, плавно текущего потока энергии, пульсиру­ющей жизни. В песнопении, во всеохватной формуле, выражено его сиюминутное бытие. Для всех этих песен характерна удивительная простота и взволнованность. Мы имеем здесь дело не с возвышенным искусством поэзии или барочными стихами и отшлифованными рифмами. Совсем на­против, книга «Моя жизнь в твоих руках» Леветта являет собой суть но­вой философии и мудрости тела. Произнося эти слова, он объединяет себя со всеми силами природы и проявлениями жизни и осуществляет то, что Гюстав Флобер вкладывает в уста Святого Антония: «Мне хотелось бы летать, плавать, лаять, блеять, мычать; я хотел бы иметь крылья, щиток, как у насекомых, кору; хотел бы выпускать дым, носить хобот, уметь об­вивать своё тело, делиться и проникать всюду, струиться запахами, рас­пускаться как растение, течь как вода, вибрировать как звук, мерцать как свет, принимать всякую форму, проникать в каждый атом, опускаться на дно материи — быть материей».

На переднем плане экстатического путешествия Леветта сквозь формы и образы бытия находится растворение его «эго», которое значительно пре­восходит то, что происходит с ним при движении сквозь ритмы всего живо­го, — это полное уничтожение в абсолютном Ничто... Затем он прерывает свои игры с формой, и страх перед полным растворением выводит после­дние остатки эгоистического тщеславия. Но он начинает все время с ново­го, отваживается на проникновение в неизвестное, шаг за шагом прощупы­вает он путь.