Положив себе на тарелку немного еды, он на время замолчал и, тщательно, как всегда, пережевывая, съел несколько кусочков. — Этот господин, — продолжал он, — всячески уверял нас, что единственная цель правительства — не допустить, чтобы чуждые элементы спекулировали на Рукописи. Граждане Перу должны получить разрешение на хранение копии. Он заявил, что понимает нашу озабоченность, но требует, чтобы мы подчинились требованиям закона и сдали свои копии, а правительство, якобы, немедленно предоставит нам официально изготовленные экземпляры. — И вы сдали? — перебил я. — Еще Чего! Несколько минут мы молча ели. Я старался хорошо жевать и наслаждаться вкусом. — Мы подняли вопрос о стрельбе в Куле, — продолжал Санчес. — Он ответил, что эта акция была необходима. Она была направлена против человека по имени Дженсен. Якобы, несколько его людей были вооруженными иностранными агентами и собирались завладеть не обнаруженной до этого частью Рукописи и вывезти ее из Перу. Поэтому, у правительства не было иного выхода, кроме как немедленно арестовать их. Ни о вас, ни о ваших друзьях он не упомянул. — И вы ему поверили? — Естественно, нет. После его ухода мы продолжали обсуждение. Все согласились действовать методом мирного сопротивления. Мы по-прежнему будем делать списки и, соблюдая осторожность, их распространять. — А как на это посмотрит ваше церковное начальство? — Трудно сказать. Вообще-то оно настроено против Рукописи, но пока что ничего не предпринималось против тех, кто ею занимается. Главным образом, нас беспокоит один кардинал, чья епархия лежит дальше к северу, — кардинал Себастьян. Это очень влиятельный иерарх. Он выступает против Рукописи громче всех. Если он подвигнет руководство церкви на решительные меры, нам придется крепко подумать, что делать дальше. — А почему он выступает против Рукописи? — Боится. — Но чего же? — Я давно с ним не виделся, а о Рукописи мы с ним вообще никогда не говорили. Похоже, он думает, что человек должен жить одной верой и не нуждается в духовных знаниях. Он боится, что знакомство с Рукописью приведёт к потрясению основ, к крушению церковного авторитета. — Каким образом? Санчес наклонил голову с едва заметной улыбкой. — Кто обладает истиной, тот свободен. Я смотрел на него, доедая хлеб и фрукты, и пытался понять его слова. Он съел еще несколько кусочков и встал, отодвинув стул. — А у вас вроде сил прибавилось, — заметил он. — Общались с кем-нибудь без меня? — Да. Я научился подключаться к энергии у одного священника — не знаю, как его зовут. Он медитировал в парке вчера утром, когда мы сидели на скамье, помните? Потом я с ним разговорился, и он научил меня впитывать энергию и отдавать ее. — 85 —
|