Сам себе целитель

На Руси было сильно экологическое естественное мировоззрение. Можно назвать его пантеизмом. Сход­ное мировоззрение - даосизм существует и доселе в Китае. Оно основывается на особенностях большой территории и необходимости человеку самому решать проблемы выживания в сложных условиях. Я прини­маю участие в его возрождении и развитии.

Слово питают вера и знание. Сила Слова опирает­ся на волю Бога и познанные законы Природы и Разу­ма. Слово идет к людям через проводника; действен­ность Слова зависит от личной нравственности, духов­ности и мудрости проводника Слова. Я работаю со Словом, а оно воспитывает меня.

Читаю русских философов: Николая Бердяева, Ива­на Ильина, Николая Лосского... Осенью 1922 года боль­шевики под угрозой расстрела выслали морем из Петербурга в Германию большую группу писателей, ученых, общественных деятелей России. Пассажира­ми “философского парохода” стали те, кто, по словам Бердяева, не желал расстаться с духовной свободой, отринуть Бога и принять “лжерелигию коммунизма”. В течение пути никто не чувствовал себя в безопаснос­ти. Но пароход прибыл по назначению. Они не были врагами своей страны. На чужбине они продолжили главное дело своей жизни - осмысление судьбы Рос­сии и создание российской философии, чутко и нерав­нодушно ловя вести о Родине, вплетая их в ткань сво­их дум. Они исследовали опыт истории и проблемы будущего России, как свойственно ученым, по суще­ству и напрямую. Они оставили портрет эпохи. Нако­нец, он стал нам доступен.

Особенную поддержку мой оптимизм находит в тру­дах Н.А. Бердяева. Он был нравственным, духовным и мудрым. На чужбине он всегда был с Богом и Россией и заложил основы будущего мировоззрения России. Вот его мысли:

“Человек есть существо, целиком зависимое от природы и общества, от мира и государства, если нет Бога. Если есть Бог, то человек есть существо, духов­но независимое. И отношение к Богу определяется не как зависимость человека, а как его свобода. Бог есть моя свобода и достоинство духовного существа. (...) Бог есть сила освобождающая, просветляющая и пре­образующая, а не карающая, распределяющая возмез­дия и насилующая.

(...) Чистая человечность кажется среднему чело­веку чуждой, далекой и недоступной. Чистая человеч­ность божественна, желанна Богу. Сущность христи­анства и величайшая его новизна была в раскрытии человечности Бога, в преодолении пропасти между Богом и человеком. Эта истина о богочеловечности скрыта за условными и символическими формами дог­мата. Все, что в христианстве и даже в Евангелиях про­тивоположно этой божественной человечности, есть экзотерическое, для внешнего употребления, педаго­гическое, приспособленное к падшей человеческой природе. Но педагогика, годная для одной эпохи, мо­жет оказаться негодной и вредной для другой. Челове­чество вступило в возраст, когда в религии элемент устрашающий и грозящий жестокими карами оказыва­ется лишь на руку воинствующему безбожию. (...) Будь­те человечны в одну из самых бесчеловечных эпох мировой истории, храните образ человека, он есть об­раз Божий. Низкое мнение о людях, которое очень пи­тается нашей эпохой, не может пошатнуть моего высо­кого мнения о Божьей идее человека”.