Своему другу по Академии (Штелину) он сказал: "Я вижу, что должен умереть, и спокойно и равнодушно смотрю на смерть. Жалею только, что не мог я совершить все то, что предпринял для пользы отечества, для приращения наук и для славы Академии". Мужественно и просто умирал Суворов. Уже на смертном ложе он, улыбнувшись, спросил Державина - какую эпитафию тот напишет на его могиле. Наполеоновский министр, знаменитый Талейран, один из умнейших (как мне кажется) людей, писал: "Я понемногу слабею и знаю, как все это может кончиться. Я этим не огорчаюсь и не боюсь этого. Мое дело кончено. Я насадил деревья, я выстроил дом, я наделал много и других глупостей. Не время ли кончить?" Л. Н. Толстой (по словам Гусева) сказал: "Почти чувствую возможность радостно умереть". Репин за несколько месяцев до смерти писал (К. И. Чуковскому): "Пожалуйста, не думайте, что я в дурном настроении по случаю наступающей смерти. Напротив, я весел… Прежде всего, я не бросил искусства. Все мои последние мысли о нем… Больше полугода я работаю над картиной "Гопак". Такая досада: не удастся кончить…" Далее Репин пишет: "В моем саду никаких реформ. Скоро буду копать могилу. Жаль, собственноручно не могу, не хватит моих ничтожных сил, да и не знаю, разрешат ли…" Таких примеров спокойного и даже деловитого отношения к смерти можно привести немало. Однако как же поступали эти люди, чтоб уничтожить страх? Что для этого они делали? Как они добились бесстрашия? Одна история, с которой я когда-то столкнулся, подсказала мне решение этого вопроса. Много лет назад, возвращаясь с охоты, я зашел в крестьянскую избу. Я зашел, чтобы выпить кружку молока. В сенях я увидел крест. Обычный березовый крест, который устанавливается на могилах. Видимо, кто-то умер в этой избе. И вот приготовлен крест для покойника. Я было хотел уйти, считая, что я зашел сюда не ко времени. Но вдруг открылась дверь избы, и какой-то человек, весьма немолодой, босой и в розовых портках, предложил мне войти в дом. Выпив кружку молока, я спросил хозяина, кто именно здесь умер и где покойник. Хозяин, усмехнувшись в бороду, сказал: - Никто не умирал. И нет покойника. Что касается креста, то это я для себя его приготовил. Вид у хозяина был далеко не предсмертный. Глаза его светились весело. Походка была твердая. И даже на пухлых щеках его играл румянец. Посмеявшись, я спросил, зачем понадобилась ему такая торопливость. Снова усмехнувшись, хозяин ответил: - Так. Был исключительный момент. Но потом он миновал. Когда, попрощавшись, я снова вышел в сени, хозяин, похлопав ладонью по кресту, сказал: — 59 —
|