|
сексуально-эротический подтекст: любовная страсть наделялась огненным смыслом, а понятия "любовь" и "огонь" сближались. Отсюда все известные устоявшиеся обороты, которые в старину (да и не только в старину) отнюдь не воспринимались исключительно как поэтические эпитеты, а выступали как существенные аспекты духовной жизни и мира человеческих чувств: "огонь желания"; "пожар любви"; "огонь в глазах, сердце, крови"; "пожар в душе"; "вспыльчивость"; "пылкость"; завершение жизни (смерть) истолковывается по аналогии с огнем -- "угасание". А.А.Потебня выводит из понятий "огонь", "жечь", "гореть", "печь" целую группу понятий, связанных с жизнью и человеческими чувствами: "поживать", "пожирать", "жажда", "жадность", "желание", "желанный", "жалость", "печаль", "горе", "горечь", "гнев"25. Но в обряде обретения "живого огня" закодирован еще один важный мифологический смысл, раскрывающий суть древнейших миропредставлений. Считалось, что огонь побеждал смерть подобно тому, как он побеждал мрак. В первобытном мировоззрении понятия смерти и мрака (ночи) практически были идентичны. Это отразилось в древнерусских однокоренных словах: "мор" (смерть) и "морок" (мрак, ночь). Слово "морока", имеющее в наше время лишь один смысл -- "затяжное, хлопотное дело, канитель", еще в прошлом веке сохраняло первозданное значение "мрак" (см.: "Толковый словарь живого великорусского языка" Владимира Даля). В подобном же обличии соответствующая лексическая основа предстает и в других языках индоевропейской группы: от санскритского m-ara -- "смерть", а также "убивающий", "уничтожающий" (в буддийской мифологии Мара -- божество, персонифицирующее зло и все, что приводит к смерти живые существа) -- до французского "кошмар". В конечном счете — 277 —
|