|
Официант вернулся с подносом, и через минуту деревянный столик ломился от аппетитных блюд болгарской кухни. На большом медном листе вкусно дымилась скара - горка румяного от огня мяса, приготовленного разными способами. Здесь была пыр-жола - тонкие ломтики нежнейшей свинины с узеньким кантиком золотистого сала, которое таяло во рту, придавая мясу чудесный вкус и аромат. Свинину по кругу сменяли кебапчет - толстенькие короткие колбаски из говяжьего и свиного мяса, полосатые от следов железной жаровни, с необычным, но приятным вкусом из-за присутствия в фарше приправ - различных травок с терпким, пряным запахом, возбуждающим аппетит. Замыкало круг еще одно мясное блюдо - дроб - жаренная на углях печень. В центре высилась горка картофеля во фритюре, янтарные ломтики которого были необычайно привлекательны. К мясу подали бутылку красного вина с романтическим названием "Монастырско шушуканье". Вино, разлитое по фужерам, казалось густым и в бликах костра отливало рубином. Создавалось впечатление, что в фужере плещется не жидкость, а расплавленный самоцвет. Тонкий аромат прекрасного напитка необычайно гармонировал с резким, неожиданным вкусом скары. Внезапно в центр круга, смешно косолапя и раскачиваясь из стороны в сторону, вылетел медведь. Он остановился, растерянно, как показалось, оглянулся по сторонам, словно выискивая кого-то в толпе, коротко, но, грозно рявкнул, и тут, как по команде, со всех сторон к нему выбежали люди в ярких костюмах. Живо заиграли годулки, тамбуры, свирели и все вокруг задвигалось в быстром неистовом хороводе. Танец был настолько заразителен, что притягивал к себе все новых и новых танцоров. Воздух был пронизан ритмом, который с каждой минутой объединял все большее количество людей. Даже медведь, казалось, испытывал человеческие чувства. Он весело скалился, вскидывал мордой, топтался на месте, смешно встряхивая задом. Танец кончился так же внезапно, как и начался, и все шестым чувством угадали, что сейчас начнется главное. Люди молча, словно боясь разрушить охватившее всех чувство ожидания чуда, устремились в темноту леса, туда, где, на широкой поляне, на берегу моря золотым пятном светился костер. Разгоряченные танцем тела окунулись в ночную прохладу и ощутили легкую дрожь не то от холода, не то от странного волнения, которое возникло неизвестно от чего. Костер, словно звезда, звал к себе, манил своим теплом и светом, указывая тропу среди темных стволов деревьев. Огонь уже не бушевал, словно насытился, устал от собственного буйства и прилег отдохнуть. Лишь редкие языки пламени, собрав последние силы, неожиданно вырывались вверх и, коротко лизнув воздух, тут же угасали. Но костер хитрил, притворяясь немощным и усталым, на самом же деле затаил свою силу до поры до времени и спрятал жар глубоко внутрь. — 154 —
|