Многие лета

Дед сплел из ивы нечто похожее на шалаш обмазал её глиной и начал копать колодец . Дворовые люди смеялась, потому что из-под железного лома летели искры. А кусками глины можно было голову разбить. Но дед копал и копал. Вечером клал под голову деревянную чурку, чтобы долго не спать. Только на воскресную службу отходил от колодца.

За три недели яма стало ему по подбородок. А на двух метрах лопата уперлась в твердую глыбу. Месяц он окапывал камень, глубоко сидел тот камень, как добрый вяз. Дед разжигал в яме огонь и заливал водой раскалённый камень, пока камень не раскололся. Люди советовали: остановись, парень, копай в другом месте. Но дед заупрямился. Он обвязал камень верёвками, укрепил стены досками, сделал дубовые коромысло. Всё село ходило посмотреть, и ни один человек не брался помочь в такой глупой работе. Потому что здесь водой никогда и не пахло, здесь папоротник среди лета горел на солнце. Но дед нанял шесть быков и таки вытащил камень на поверхность. От усталости едва добрался до чулана и заснул на пороге. Уже отвык спать на постели.

Спал, как говорили, весь день и всю ночь, а когда на заре пошел к камню, то лапти намокли в траве. Яма была полна водой, и вода текла вниз, берегом. Когда глотнул воды из пригоршни, глаза закололо от студеной свежести. И будто сытым стал. Овцы ходили по мокрой воде - и шерсть искрилась на солнце, как ризы. Потянулся поток в село, возле дворов его перепрудили и женщины полоскали в нем рубашки и покрывала. А деда, ребятишки, стали чествовать, как хозяина, и в церкви дали ему лавку в центре крыла. Пройдёт время, и он построит новую церковь.

А камень тот остался лежать возле колодца. Грубый, серый, с червлеными и зелеными вкраплениями. Дождевая вода собиралась в его щербине - и птицы пили и купались. А снег на нем не держался никогда. На нагретом солнцем камне можно было увидеть ящерицу или змею - и бабы нас, детей, пугали этим камнем. Да что нам было бояться. А зря. Мой двоюродный брат залез на верхушку дерева и упал. Прямо на камень. Промучился три дня и скончался. В семье говорили, что этот камень нужно опрокинуть в овраг. Но дед не дал. Сжал зубы и не дал.

Камень лежал у дороги, ведущей в чащу. И однажды ночью послышался шум и крик. Мы выбежали во двор. А это перевернулся цыганский воз, полный краденого дерева. Наскочил в темноте колесом на камень. Дед ухватился за вилы, батька - за топор. Цыгане наскоро отрубили хомуты и скрылись с лошадьми, покинув воз.

Помню, как дед по прошествии времени гладил содранный мох на камне. Как рубец на человеческом теле гладил. С тех пор ночью он стелил себе на камне солому и сторожил дорогу в лес. Графский лесничий ему за это платил.