|
Непреходящее уничтожимым сделать никто не может. [...] Не сечет его меч, не опаляет пламя, Не увлажняет вода, не иссушает ветер. Неуязвим, неопалим Он, неиссушим, неувлажняем; Вездесущий, Он пребывает, стойкий, недвижный, вечный. [...] Неуязвим воплощенный всегда в этом теле; Так не скорби ни о каких существах...' Иными словами, именно это составляет, по распространенному на Востоке убеждению, незыблемую основу любого мира. В сфере действия — то есть самой жизни—мира нет и быть не может. По этой причине формула достижения мира заключается в том, чтобы поступать как Должно, но без привязанности к исходу: В йоге устойчивый, действуй, оставив привязанность! В неуспехе, удаче будь равным; равновесьем именуется йога. Ибо дело значительно ниже, чем йога мудрости; Ищи прибежища в мудрости; плодами прельщенные — жалки. Здесь покидает мудрец и грехи и заслуги; Поэтому предайся йоге, йога — в делах искушенность. Мудрые люди, покинув плоды, рожденные делом, Идут, расторгнув узы рожденья, в область бесстрастья. Йога — искусность в действиях. Отбрасывая и страх перед плоданг действия, и тягу к ним, человек обязан без личной заинтересованности исполнять все, что предписывает ему долг, а долг воина — сражаться и убивать: Приняв во вниманье свой долг, не нужно тебе колебаться, Ведь для кшатрия лучше нет ничего иного, чем справедливая битва. Как во внезапно отверстые райские двери, Радостно вступают кшатрии в такую битву. Таким образом, в этом контексте обе мифологии — войны и мира, — как ни парадоксально, слились в одну. Сходное произошло и в буддизме — в частности, махаяне: поскольку мудрость «того берега» выходит за пределы пар противоположностей, она, разумеется, не отличает войну от мира. Как сказано в одном из поучений махаяны: «Этот мир, со всеми его изъянами, и является Золотым Лотосом совершенства». Если же кто-то не хочет или не в силах видеть мир именно таким, виновато в этом вовсе не мироустройство. — 134 —
|