|
- А почему нам тогда не признать все это открыто? - И вылететь из эксперимента. Совет мгновенно зарежет твою кандидатуру. И, заметь, ты на их месте сделала бы то же самое. Если мы официально признаем, что наш план весьма условно может быть признан таковым, наступит хаос. Множество людей, плохо разбирающихся во всей нашей работе, могут создать препятствия к проведению эксперимента – из чисто гуманных соображений, естественно… - Ну дела! – Тора села на попу, согнув коленки, обняла их руками и раскачивалась, тыкаясь подбородком в сложенные ладони. – Значит, Совет все это понимает… - Проблема, как я уже сказала, не в этом. Если ребята вбросят тебя, неоперившегося свидетеля, в вертикально-ориентированные миры, то не сомневайся, что за твою жизнь они будут отвечать и бороться, как за свою. В этом сомнений быть не может. Это как взять на вершину К2 новичка, рассчитывавшего на Чо-Ойю с севера. Ему провесят веревки, перила, подстрахуют, протопчут и т.д. - Так что же тогда? - Проблема в том, что каждый из нас, - Фосса подчеркнула слово «нас», - участников эксперимента, уверен в том, что он знает, насколько далеко он может зайти в своем риске. Но наличие этой уверенности не означает, что все именно так и будет. Вот ты, например, и вовсе не знаешь, что можешь увлечься и сойти с тропы. Ты – свидетель. И ты думаешь о том, что и в самом деле собираешься быть свидетелем и не более того. Но можешь не сомневаться, что все знают, и учитывают это в своих планах, что свидетелем ты будешь только до того момента, пока тебе не захочется, неудержимо захочется стать активным полноценным участником. И никто никогда не узнает – кто на самом деле сыграет ключевую роль во всем эксперименте. Это могу быть и я. Это можешь быть и ты. У Торы снова отвалилась челюсть. - То есть и ты, и Менгес, и Совет, и… и другой свидетель, и вообще все знают это и как-то учитывают в своих планах… - Именно так. Я вижу, наивности у тебя поубавилось. Ты хорошо играешь в шахматы – тебе предстоит что-то вроде одновременной игры на множестве досок с наполовину завязанными глазами и меняющимися правилами игры. Тора снова глубоко задумалась. Начался прилив, и кораллы гряда за грядой стали погружаться в воду. Аквалангисты давно куда-то исчезли, зато приплыли дельфины. - Кстати, - пробормотала Тора, - мы ведь и понятия не имеем, чего могут хотеть они. – Она кивнула в сторону дельфинов. – Я как-то не отдавала себя отчет в том, что предполагала, вернее – фантазировала, что… даже не знаю что – что-то расплывчато-сентиментальное, а ведь это – живые, сознающие существа, чья культура, если она в самом деле есть, неизмеримо старше человеческой… Я воображала себя в какой-то покровительственно-слащавой роли. А собственно почему? Только потому, что мы выдумали разные ядрены бомбы, ненависть, тупость, и чуть не расхуячили всю планету к чертовой матери? Большое дело… — 137 —
|