|
подобии круговороту воды, что всегда происходит в природе. Там, где масса и скорость встречаются с глупостью и самонадеянностью, обязательно выйдет большая беда. Все поправимое не следует считать бедой. Мы избежали бы не менее половины наших бед, не говоря уже о неприятностях, если бы смолоду умели сдерживать свои эмоции. В продолжительной скорби разумного нет. Поскорей опускайте все скорбное в омут забвения и возвращайтесь к источнику радостей жизни. Живите радостно и не впускайте в свое сердце мировую скорбь. Не всякое страдание заслуживает нашего сочувствия. Есть и такие, кто страдает от нехватки средств на что-нибудь плохое. Все, что может помочь человеку избегнуть напрасных страданий, вполне благоразумно. Боль и страдания — это обычные последствия ошибок. Из-за чрезмерно твердой жизненной позиции хлебнуло горя столько же людей, сколько его отведало из-за чрезмерно гибкой. Разгильдяйство — предвестник несчастья. Весьма немногое спешит на зов страдающего человеческого сердца, — в этом несчастье нашего удела. Но есть и то, что облегчает это положение вещей: разум свидетельствует человеку о существовании чего-то несравненно более важного, что последний несет в глубине своего существа. И это то, что может одолеть страдания без посторонней помощи. Даже страдания учат человека только до известного предела, дальше которого он просто прекращает размышлять об их уроках и делать какие-то выводы. Человек от рождения опутан невидимой сетью долгов и по мере взросления к ним добавляются новые. К зрелым годам каждый из нас уже опутан ими с головы до ног, словно беспомощная муха в паутине. Кроме тех, что привычны для всякого, есть и такие долги, по которым нельзя рассчитаться. Среди самых причудливых, есть и такой странный долг, как «интернациональный». Если денежный долг, пусть не сразу, но все- таки можно вернуть, то в уплату за этот потребно отдать свою жизнь. Говорю я о нем неспроста, вспоминая погибших друзей, заплативших за этот причудливый долг наивысшую цену, ибо сам, уцелев на войне, все пытаюсь понять: а кому и за что они были так много должны? Возвращаясь к долгам вообще, лишь скажу, что последних уже развелось слишком много, чтобы в течение одной человеческой жизни можно было по всем рассчитаться. На такое способен лишь тот, кто усвоит, причем своевременно, одну простую вещь: больше всего он должен самому себе. О неудачах — 117 —
|