|
Я взял пачку обратно и бегло просмотрел последующие десяток листов, пока мой взгляд не остановился на слове «Чили». «Отдел специфических исследований истории, переместясь почти в полном составе на юг Чили ещё в начале сорок пятого, прекратил своё формальное существование, но не свою деятельность, которую Эмили полностью реорганизовала и направила на новые цели в рамках «Школы ариев». Термин «арии» при этом полностью потерял свои этнические коннотации и стал обозначать то, что, по-видимому, в него вкладывал Зеботтендорф ещё до того, как его идеи были приняты и возглавлены нацистами – совокупность людей, обладающих особыми личностными качествами. Люди будущего. Люди, готовые и способные к опережающей эволюции. В Школу отбираются дети, обладающие определенными выдающимися качествами, при этом значение понятия «выдающийся» очень сильно отличается от того, который принят в современной традиции. Воспитателями работали поначалу старые члены Отдела, но постепенно их состав пополнялся теми, кто вырос и получил образование непосредственно в Школе. Вопросы финансирования никогда не стояли остро перед Школой. Отчасти это обусловлено теми же упоминаемыми выше договоренностями с Борманом, который, с одной стороны, в августе сорок четвертого в Страсбурге провел переговоры с представителями германской промышленности о выводе капиталов партии и частных капиталов за пределы Германии, а с другой стороны не сильно полагался на этих людей и имел собственные тайные мысли на этот счет. Есть все основания полагать, что Борман был не просто безликим функционером, который боролся с другими претендентами на теплое местечко – такой человек вряд ли мог бы быть так приближен к Гитлеру, но искренне болел за дело нацизма и думал о том, как в будущем возродить нацистское движение. Поэтому не кажется странным, что в поисках человека, которому он мог бы доверить и капиталы и возрождение нацизма, его внимание остановилось на Эмили и на её проекте Школы в Чили. Тем более он был бы разочарован, если бы не погиб в сорок пятом, а дожил бы до наших дней и узнал, что первое, что сделала Эмили, основав Школу, это поставила жирный крест именно на самой идее расизма, к которой у неё всегда было если не отвращение, то во всяком случае острое недоверие. Да и сложно было не пропитаться отвращением к идеям расизма, проживая столько лет среди эсэсовцев, среди которых все поголовно были «чистокровными арийцами», но очень немного умственно и психически развитых. Я думаю, что любой адекватный человек взбесился бы, увидев, как туповатые породистые дети фермеров воображают себя сверхлюдьми, а всех остальных – недочеловеками. — 158 —
|