Ты создаешь то, от него защищаешься, и твоею защитой оно становится и реальным и неизбежным. Сложи оружие, и лишь тогда воспримешь его фальшь. 3. Кажется, ты нападаешь на внешнего врага. Однако твоя защита создает врага внутри: чуждую мысль в войне с тобою, лишающую тебя покоя и расчленяющую разум на два непримиримых лагеря. Ибо теперь у любви есть "враг" и противоположность, а чужестранец–страх ныне нуждается в твоей защите против угрозы твоей реальной сущности. 4. Тщательно взвесив средства, к которым прибегает твоя надуманная самозащита в ее надуманном пути, ты осознаешь предпосылки, на коих зиждется эта идея. Во–первых, идеи явно покидают свой источник, ведь нападаешь ты и, стало быть, ты первым замыслил свою атаку, Однако твой объект атаки — вне тебя, и ты отъединяешь свой разум от того, на кого собираешься напасть, в полной уверенности, что раздвоение, произведенное гобой, реально. 5. Далее "врагу" любви приписываются все ее черты. Ибо страх стал твоею безопасностью, защитником покоя; к нему ты обращаешься за утешением, за избавлением от сомнений в своей силе и за надеждой на отдых без сновидений в тишине. А между тем любви, лишенной всего, присущего ей и ей одной, передаются атрибуты страха. Ибо любовь просила бы тебя оставить всякую защиту, как безрассудную. И всё твое оружие действительно рассыпалось бы в прах. Ведь прах оно и есть. 6. С любовью в качестве врага, жестокость станет богом. А боги требуют от почитателей беспрекословного повиновения, отказа от малейшего намека на сомнение в них. Суровая кара неумолимо ждет тех, кто сомневается в осмысленности или же в разумности подобных требований. Это враги их — безрассудны и безумны, тогда как сами они всегда и милосердны, и справедливы. 7. Сегодня мы беспристрастно взглянем на этого безжалостного бога. И мы заметим, что хоть и выпачканы кровью его уста, хоть он и изрыгает пламя, он всего–навсего — каменный истукан. Он не способен ни на что. И нам не нужно бросать вызов его силе. Силы у него нет. У тех же, кто в нем усматривает собственную безопасность, нет ни хранителя, ни силы, к которой можно прибегнуть в момент опасности; нет воина могучего, способного за них сразиться. 8. Миг этот может быть ужасен. Но равно он может стать и мигом избавления от жалкого рабства. Стоя перед сим идолом и видя в нем то, что он есть, ты делаешь свой выбор. Вернешь ли ты любви всё, что старался у нее отнять, чтобы сложить у ног безмозглой глыбы? Или создашь себе другого истукана сему взамен? Ведь бог жестокости многолик. Всегда возможно отыскать иную форму. — 193 —
|