3. глубина языка выше «глубины самого сознательного творческого порождения»; 4. языки возникают бессознательно, как все органические существа, но существует «непостижимая преднамеренность их строения»; 5. в самом материальном строении языков уже наличествует поэзия; 6. сам язык в метафизическом смысле – это лишь стершаяся мифология»; 7. через язык поэзия и мифология составляют нечто органическое целое»[279]. Китайский язык, по его мнению, «состоит лишь из корней, будучи чистой субстанцией»[280]. Из всех классиков немецкой философии Гегель уделял наибольшее внимание Востоку, религиям и философиям, господствовавшим там. Его отношение к Востоку противоречивое: с одной стороны, определенный нигилизм в отношении даже самого термина (понятия) «восточная философия», а с другой – высокая оценка ряда мыслей восточных философов, логиков, блестящая рецензия на работу Вильгельма фон Гумбольдта, 1826 «Об эпизоде Махабхараты, известной под названием Бхагавад‑гита», перевод которой сделан Г.Б. Шаймухамбетовой[281]. С одной стороны, определенное его доверие к мнениям европейских миссионеров, не всегда являющихся репрезентативными, а с другой – скрупулезное изучение многих трудов восточных мыслителей. Поэтому отношение Гегеля к Востоку можно определять на уровне чисто текстологическом и тогда он, конечно, евроцентрист, и на уровне герменевтическом, с учетом того, почему в рамках его историко‑философской концепции создается такой образ. Если мы обратимся к его лекциям по истории философии, то всем известном разделе «Восточная философия»[282] мы находим следующие основные его оценки восточной философии и ее места в рамках создаваемой им схемы истории мировой философии: 1) восточная философия – не подлинная философия, а «так называемая»; 2) выражение «восточная философия» имеет временные ограничения своего употребления; 3) выражение «восточная философия» тождественно выражению «великое всеобщее восточное воззрение»; 4) восточная философия как «так называемая» есть, по преимуществу, «религиозный способ представления и религиозное мировоззрение восточных народов, которое очень легко принять за философию»; 5) восточная философия как религиозный способ представления в своей видимости уже не вообще философия, а религиозная философия, и возникновение подобной видимости (кажимости) имеет свои основания; 6) для мышления восточных народов характерны «лишь сухая рассудочность, голое перечисление определений, логика, похожая на старую вольфовскую»[283] ; 7) восточная философия лишь как нечто предварительное в его историко‑философской рефлексии по сравнению с истинной философией, т.е. с западной; 8) в рамках «нечто предварительного» заслуживают внимания лишь китайская философия и индийская философия. — 61 —
|