Очерки о традиции и метафизике

Замечено, что этические теории подобного рода выходят на свет в периоды интеллектуального упадка, и это, без сомнения, происходит потому, что такой период либо связан с распространением сентиментализма, либо является его следствием, а также еще, возможно, и потому, что в этот период, с его характерным погружением в разного рода иллюзии, еще сохраняется какое-то слабое подобие способности мыслить. Именно с таким феноменом мы сталкиваемся в истории греков: после того как последний вклад в их интеллектуальную культуру был сделан Аристотелем, более поздние философские школы, такие как эпикурейцы или стоики, уже все подчиняют моральной точке зрения и благодаря этому они и приобретают определенный успех у римлян, для которых вообще всякое рассуждение более высокого порядка было почти недостижимым. Тот же самый феномен встречается и в наши дни, когда «морализм» становится фактически безудержным, но уже с тем отличием, что его распространению предшествует то вырождение религиозной мысли, которое так ярко демонстрирует, например, протестантизм; кроме того, вполне естественно, что люди, ментальность которых сориентирована только на практику, люди, живущие в материальной по своему характеру цивилизации, будут искать удовлетворения своих желаний в том фальшивом мистицизме, который находит свое выражение в том числе и в философской этике.

Мы уже завершили обзор тех отраслей философского знания, которые обладают ясно определенным характером, но область включает в себя и множество разнообразных элементов неопределенного характера, которые вообще нельзя объединить друг с другом на основании свойственных самим этим элементам признаков, но которые тем не менее нередко входят в ту или иную философскую систему. Поэтому даже после того, как мы отделили метафизику от так называемых философских наук, сохраняется потребность отделить ее также и от многих философских систем, которые чаще всего возникают в результате чьей-либо попытки создать нечто оригинальное в области интеллекта; выражаемый такой претензией индивидуализм самым очевидным образом противоположен духу традиции и совершенно несовместим с любыми концепциями подлинной метафизики.

Чистая метафизика неизбежно исключает всякую систематизацию, поскольку любая система не может не являться закрытой и ограниченной концепцией, полностью содержащейся внутри более или менее строго определенных границ, и в этом своем качестве она совершенно несовместима с универсальностью метафизики; кроме того, философская система всегда принадлежит какой-то отдельной личности, то есть является конструкцией, представляющей собой исключительно индивидуальную ценность. Кроме того, каждая система неизбежно возводится на каких-то специальных и относительных по своему характеру предпосылках и поэтому в действительности является не чем иным, как определенным развитием некоторой гипотезы, в то время как метафизика, обладающая характером абсолютной определенности, не допускает ничего гипотетического. Это не значит, что какая-то система не может содержать в себе определенный элемент, который является истинным в отношении того или иного частного положения; но совершенно неправомерно утверждать то же самое в отношении системы в целом, и ложь свойственна именно самой систематической форме любой рассматриваемой в целом концепции. Лейбниц был прав, когда говорил, что «каждая система истинна в том, что она утверждает, и ложна в том, что она отрицает», и это на самом деле означает, что система ложна настолько, насколько узко и строго она ограничена, или, иными словами, насколько она является системой, так как любая концепция такого рода скрытым образом ведет к отрицанию всего того, что лежит за ее пределами. Справедливости ради то же самое следует сказать и о самом Лейбнице, философия которого обладает систематическим характером не в меньшей степени, чем у других философов; та подлинная метафизика, которую у него можно найти, заимствована им у схоластов, но даже и в таком виде он часто искажает ее, будучи не в состоянии верно понять. Что же касается утверждения о том, что всякая система истинна в том, что она утверждает, то его не следует понимать в духе эклектики; оно просто означает, что некоторая система истинна в той степени, в какой она оставляет открытой возможность развить при случае те элементы своего содержания, которые не столь строго определены, как система в целом; на самом деле это вполне очевидное условие, хотя оно и предполагает отрицание системы как таковой. С другой стороны, метафизика, область применения которой находится за пределами вещей относительного характера, за пределами всего индивидуального, именно по этой причине избегает любой систематизации, и по той же самой причине она не может быть выражена никакими формулами.