|
Для того чтобы книга говорила так много и так впечатлительно, нужно иметь настоящее дарование художника. Семушкин достигает цели не словесными ухищрениями, не украшениями текста, а очень тонкой организацией материала: у него в книге главное – колорит: колорит природы, людей, настроений, идей и уверенности. Открытое письмо товарищу Ф. ЛевинуУважаемый товарищ Левин! В статье своей Вы вспоминаете: «Наша критика, и автор этих строк в том числе, приветствовала появление „Педагогической поэмы“». Давайте уточним. Вы и другие критики «приветствовали» мою первую книгу… через 2–3 года после ее появления. между прочим, в Вашей статье было и такое выражение: «…материал столь несовершенный по своему художественному мастерству…» Признавая некоторые достоинства моей книги, Вы тогда довольно решительно настаивали: «…профессиональные писатели имеют гораздо большие возможности создать исключительные, замечательные книги». Вы упомянули о некоторых правилах и канонах, якобы известных профессиональным писателям и не известных мне. Несмотря на общую хвалебность Вашей тогдашней статьи, я почувствовал, что Вы относитесь ко мне с высокомерным снисхождением «профессионала». Между делом у Вас промелькнули довольно выразительные, намекающие словечки: «фактография», «материал вывозит». Подобное к себе отношение я встречал и со стороны других «профессионалов» и уже начал привыкать к своему положению «фактограф». Совсем недавно в журнале «Литературный современник» была напечатана эпиграмма (не помню автора), в которой была такая строка: «Сначала брал он факты только…» Можно привыкнуть, не правда ли? Теперь Вы выступили со статьей по поводу «Флагов на башнях». В этой статье, даже не приступив к разбору моей повести, Вы более или менее деликатно припоминаете, что «некоторые молодые авторы плохо учатся и плохо растут», что «одну неплохую книгу может написать почти всякий человек», что «даже весьма удачная книга, описывающая яркий период жизни самого автора, еще не делает его литератором» и т. п. Одним словом, Вы продолжаете свою линию, намеченную еще в 1936 г., - линию исключения меня из литературы. Я хочу знать, с достаточным ли основанием Вы это делаете. Ликвидация меня как писателя – дело, конечно, серьезное, и я в качестве лица заинтересованного могу требовать, чтобы Вы сделали это солидно, с профессиональным мастерством, опираясь на те «правила и каноны», о которых Вы упоминали 2 года назад. В известной мере в этих «правилах и канонах» и я могу разобраться, ибо еще пушкинский Варлаам, попавший в положение, подобное моему, сказал: — 213 —
|