|
Все это никогда не может заменить колокольчиков Маккерони: все преимущества их в том, что они подвижны, что ребенок может выбирать из них тот, который ему нужно, комбинировать их по своему усмотрению и составлять гамму самостоятельно. На фортепиано, фисгармонии и на металлофоне ребенок имеет уже готовую гамму; его дело только запоминать, а не конструировать ее заново. Что касается пения, то Монтессори не придает ему особого значения для детей до пяти лет: оно должно занимать самое небольшое, можно сказать, минимальное, место в воспитании маленьких детей. Эта точка зрения существует в настоящее время у большинства методистов-музыкантов за границей; разделяется она также некоторыми методистами и у нас, в России. Отправной точкой пения у Монтессори служит пение гаммы. Ее дети поют гамму, аккомпанируя себе первоначально на колокольчиках. Иногда и наши дети проделывали то же самое, аккомпанируя себе на металлофоне и особенно на фисгармонии. Наши дети пели гамму хором под аккомпанемент фортепиано или фисгармонии. Они пели ее на все лады; тихо-тихо, затем громче и, наконец, громко пели все вместе, по одному, пели, разделяясь на две группы и перебрасывая звуки от одной группы к другой. Дети Монтессори поют также сольфеджио – коротенькие музыкальные фразы, произнося «ля», «ля», «ля», впоследствии произнося названия нот. Мы делали с нашими детьми то же самое. Пение сольфеджио действует на детей развивающим образом в музыкальном смысле, приучая их слушать мелодию без слов, что, собственно, и есть музыка. Что касается песен, то в этом отношении, поступая согласно принципам Монтессори, мы давали очень небольшое количество коротеньких и простых песенок для маленьких (3–5 лет) и большее количество и сложнее качеством для старших (6–8 лет) детей. Раньше, когда у нас дети были не старше шести лет, и семилеток было очень мало (двое, трое), то дети пели все вместе, и им давали песни разной трудности; тогда мы видели, как маленькие при исполнении более трудной песни замолкали; некоторые только слушали, но самые маленькие и не слушали, что ясно было видно по выражению их лиц и всему поведению (они не мешали, но психически отсутствовали): их внимание привлекалось посторонними предметами. «Я не понимаю», – сказала как-то четырехлетняя девочка, когда старшие пели с одушевлением одну из своих любимых песен. Часто мы практиковали и индивидуальное пение и пение группами (двое-трое), предлагая то одному, то другому, то группе спеть ту или другую песенку или просто мелодию без слов, на что всегда находилось много охотников. Это пение давало возможность руководительнице судить до некоторой степени о развитии слуха и, главным образом, музыкальной памяти у ребенка. — 91 —
|