Нам часто говорят, что курс психотерапии стоит довольно дорого. Это звучит как упрек. Но разве дешевле для общества всю жизнь держать за решеткой человека, которого посадили в тюрьму в одиннадцать лет? Да и поможет ли это? Ребенок, с которым так жестоко обращались родители, повзрослев, непременно захочет хоть как-то отомстить за совершенное над ним насилие. Если он не найдет никого, с кем можно поделиться самыми сокровенными мыслями и желаниями, следует ожидать, что он совершит жестокое преступление, и общество еще раз ужаснется. Но ужасаться следовало бы раньше, при совершении самого первого убийства, а именно убийства души ребенка. Тогда мы смогли & бы помочь ему эмоционально воспринять собственные страдания. Осознав их, и он не стал бы носить в себе крайне опасный для общества с потенциал. (Во время чтения гранок этой книги я узнала из газет, что Мэри Белл освобождена из тюрьмы. Она стала "очень привлекательной женщиной и хочет непременно жить рядом с матерью".) Стена молчанияЯ подробно описала историю Юргена Барча, чтобы на конкретном материале показать, как выявление истоков чудовищных убийств позволяет детально восстановить картину убийства души ребенка. Чем раньше оно совершается, тем труднее человек понимает, что с ним происходит, и тем сложнее ему описать то насилие, которому он подвергался. Поэтому он вынужден воссоздавать в реальной жизни ситуацию своих детских лет. Вот почему я проявляю такой интерес к раннему детству. Я считаю, что, не проанализировав первый период жизни преступника, мы не поймем причины преступлений. После того, как я написала целую главу и еще раз просмотрела выделенные курсивом места, выяснилось, что я забыла выделить самую важную мысль: анализ эмпирического материала подтверждает, что детей порой начинают избивать в младенческом возрасте, и это имеет затем катастрофические последствия. То, что я пропустила столь важный тезис, свидетельствует о следующем: нам всем крайне трудно представить себе мать, способную избивать младенца. Вот почему мы не можем осознать последствия этого, дать полную волю своим чувствам, вот почему психоаналитики так мало занимаются такими фактами и не ставят перед собой задачу выяснить, как ведет себя человек, уже на первом месяце жизни ощутивший насилие над собой. Не следует неправильно истолковывать и искажать мое намерение, полагая, что я собираюсь в чем-либо обвинить госпожу Барч. Я хотела бы воздержаться от какого-либо морализаторства и просто указать на причины и следствия. Я считаю, что если человека в детстве били, то он тоже будет кого-нибудь бить, если ему угрожали - угрожать другим, если унижали - унижать других, если убили его душу, значит, он будет тоже убивать, как духовно, так и физически. Что же касается морали, то нужно прямо сказать, что ни одна мать не будет беспричинно бить своего младенца. Поскольку мы ничего не знаем о детстве госпожи Барч, причины ее поведения нам неизвестны. Но они, безусловно, есть. Ведь Алоиз Гитлер не случайно вел себя как жестокий деспот. Ограничиться лишь осуждением матерей гораздо легче, чем взглянуть правде в глаза. Если мы пойдем по этому нелегкому пути, то это будет говорить о том, что и наша мораль небезупречна. Ведь наши обвинения приведут лишь к тому, что родители, жестоко обращающиеся со своими детьми, окажутся в еще большей изоляции, они будут жить в состоянии еще большего нервного напряжения: ведь они действительно не понимают причин своего поведения. — 168 —
|