Я плохая мать?

Первое время я думала, что мне просто очень некомфортно, когда дома кто-то хозяйничает. И что мне некомфортно, потому что у няни все время такой уставший вид, немного мрачноватый. И что Леве тоже как-то некомфортно потому, что почти год я сидела дома, а теперь вот ухожу каждый день. Но время шло, и ни мне, ни Леве не становилось лучше. Зато каждый вечер на плите был невероятный ужин, а в шкафах были поглажены даже носки. Такого порядка дома никогда не было.

Началось все с того, что мне стала жаловаться подруга. Она стала говорить, что ее няня (подруга нашей) не справляется с ее восьмилетним сыном, что тот отказывается делать уроки, что они все время ругаются, что ей что-то не нравится, но у нее так много работы, что она не представляет, как и где опять искать другую. А потом она позвонила в слезах и рассказала историю. Днем ей на мобильный позвонил какой-то мужчина, который взял ее номер у сына, и сказал: “Я понимаю, что это не мое дело, но ваша няня чудовищно обращается с вашим ребенком. Она на него орет и тащит, он вцепился руками в забор, а она пытается оттащить его за ноги. Не знаю, что у вас за ситуация, но мне кажется, что-то не так”. Вечером этого дня сын пришел домой с красной щекой и рассказал, что в метро няня попросила какого-то мужчину ей помочь и он его ударил. Няня, стоявшая рядом, кричала: “Христом богом молю, я не виновата”. Когда няня была выгнана из дома, подруга спросила сына: почему ты мне ничего не говорил, если все было так плохо? На что он ответил: мама, ну я же видел, как тебе тяжело.

Я впала в панику. Дело в том, что как раз тогда Лева вообще не разговаривал. На следующий же день я оставила дома включенный диктофон. Я никогда не верила в видеонаблюдения и прослушку, я всегда считала, что если у тебя есть сомнения насчет няни – надо сразу избавляться от няни, а не от сомнений. Потому что если сомнения уже легли на материнское чувство вины, то лучше не станет. Я и сейчас так думаю, но тогда на этой восьмичасовой прослушке я не услышала ничего криминального. И няня осталась у нас. И даже поехала с детьми на дачу. Тут меня совсем накрыло. Муж пытался урезонить: ты просто нервничаешь, говорил он, все в порядке. И я почему-то ему верила, потому что так устроено: мать нервничает слишком, отец, наоборот, слишком спокоен, и в золотой середине и растут их дети. Пока наша няня спустя три месяца работы не попросила повысить ей зарплату, потому что она ночами стоит над Яшиной кроваткой и ей нужны деньги на лекарства от сердца. На вопрос, зачем она ночами стоит над его кроваткой, – она сказала, что она не может спать, когда ребенок в доме. В растерянности я отправилась к своей сестре, чьи дети жили вместе с няней в том же дачном поселке. И стала жаловаться, что мне вообще она не нравится, а тут еще денег больше просит, но не искать же незнакомого человека сразу жить с детьми на даче. И тут няня моей сестры вдруг сказала: “Вы знаете, это не мое дело, и я не вмешивалась, но раз у вас сомнения, я скажу, ваша няня обращается с вашими детьми не так, как вы думаете. Она их не любит”. Няня была уволена в тот же день, Лева с Яшей провели все лето с двоюродными братьями-сестрами, бабушками и нами. Но я до сих пор вспоминаю те три месяца с няней с ужасом. Как свою личную ошибку и травму. Я до сих пор не знаю, происходило ли что-нибудь криминальное, – когда Лева заговорил, он уже и не помнил о ее существовании. Няни у нас больше не было, перебивались бабушками, и бебиситтерами, и детским садом. Но ее снова придется искать, и от одной этой мысли мне становится плохо.