Зонд с Арктура

Я вел мудрецов древнего Китая к возрождению памяти кодов Экскалибура, отсветом которой стала Книга Перемен. Даже в том виде, в каком они дошли до вас, они отражают внесмертие - суть Экскалибура. Вспоминая о том, как я вел вас, вспомните, как звенели 65 колоколов! Это давно забытое искусство “ки”, или “ги”, позволяло услышать первозданное звучание РАНГ. Среди иудеев я отыскал тех, кому Каббала, изучение Древа Жизни, стала достойным напоминанием их четырехмерных корней.

Я вел и многих других. Где бы любовь ни вздымалась могучим фонтаном, разрушив гнет люциферианской элиты - там я был за работой. Суфии, катары, трубадуры и романтические поэты - все отмечены миром моей любви. У меня никогда не было предпочтений: христианам и мусульманам, индусам и буддистам я помогал вспомнить свою сокровенную суть. Я вел их к воспоминанию самих себя под любым именем, не нуждаясь в том, чтобы они помнили или чтили меня. Чистотою моей сердечной любви наполнялось стремление к единству. Не только любящие, поэты и артисты, но даже ученые и алхимики пили из полноводной реки моего сердца.

Чистота моих помыслов помогла Арктурианскому Зонду не погрузиться в пучину забвения в те времена, которые мы называем Доминионом Арктура. Для гетероклитов и гомоклитов, прибывших со звезды-пастуха я стал чем-то вроде замочной скважины, через которую многообразные эксперименты, направления познания и даже тела смогли прийти к восприимчивым и подготовленным землянам. Передавая телепатические сигналы с Урана, я помогал им хранить, пусть даже смутную, память об их небесной твердыне. Они называли ее Утопией, Шамбалой, Новым Иерусалимом.

Время от времени люди Земли, вдохновленные током космической памяти, предпринимали попытки выстроить уранианскую цитадель. Особенно часто это случалось в сердце Азии. Но ничто не было вечным - кроме тайны. Испепеляющий луч 12/60 каждый раз оказывался сильней. Даже монгольский эксперимент не смог остановить вавилонскую лотерею, отравившую северную, арктурианскую зону Корабля Времени Земля.

Вскоре после неудачной попытки Христа остановить вавилонскую волну, Люцифер направил на Землю самого пылкого сына своего сердца - Мохаммеда. В самом эпицентре Вавилонского луча времени он провозгласил свою весть очищения и простоты. С тех пор на знамени Ислама - Утренняя звезда, в память о Люцифере, и полумесяц, как символ генезиса Луны. Но еще раз прежние проекции Люцифера, в форме Иеговы, оказались сильнее.

То же самое можно сказать о другой эманации сердца Люцифера, его сыне Кецалькоатле, Пернатом Змее, пришедшем в Западное полушарие. Как и Будда, и Мохаммад, он принес памятование о Люцифере в просветляющем символе утренней звезды, добавив к нему и символ звезды вечерней. Но, как и Христос, он не укрылся от гнева служителей вавилонского культа, проникших до самого сердца империи майя.