|
Оценивая сейчас те события, я думаю, что сложность ситуации, а также очевидное отсутствие у меня страха, отчасти могли бы объяснить холодное равнодушие, исходившее от этого врача. Было ясно, что я не собирался полагаться на милость сего образованного субъекта, а ему, несомненно, оказалось сложно справиться с таким фактом. Он ушел не сразу, будто ему нужно было время, чтобы переварить мои слова. На прощание я напомнил ему, что вокруг мышцы, называемой моим сердцем, живет и дышит душа. Затем я приказал ему убраться прочь и прислать мне другого врача! Мэл, вошедший в мою палату, повторил мои требования. На этот раз врач покинул нас, и с тех пор я его не видел. Я могу с трудом припомнить лишь несколько отрывочных эпизодов из того, что происходило в следующие несколько дней. Но даже эти разрозненные картинки были затуманены непрекращавшейся болью, вгонявшей меня в состояние оцепенения и замешательства, в то время как я плавал в пропитанном запахами лекарств тумане, переходя из одного состояния сознания в другое. Ведущий радиопрограммы Арт Белл и его жена Рамона проделали долгий путь в Чарльстон из Невады, чтобы дежурить у моей кровати. Слов не хватит, чтобы выразить им всю благодарность за то, что они были тогда со мной рядом. Хотя моя память не сохранила большую часть этого значительного периода моей жизни, есть то, что я не забуду никогда, — боль. Нестерпимая, давящая боль, которую лишь немного могли притупить наркотики. Я был хорошо знаком с болью, поскольку очень лично встречался с ней и раньше. Я привыкал к телесной боли, получаемой от ушибов и переломов, начиная с первых школьных драк до бесчисленных потасовок в барах. В девятнадцать лет я считал, что очень вынослив, но подготовка на курсах морской пехоты, которую я проходил на острове Пэрис, научила меня по-новому оценивать физический дискомфорт. Затем, в 1975 году, после удара молнии порог моих физических и эмоциональных страданий снова значительно повысился. Но, похоже, этого было недостаточно. Операция на открытом сердце, которую я перенес в 1989 году, вновь подняла эту планку. Излишне говорить, что я перенес многое, но та боль... я был абсолютно не готов терпеть ее! Хотя лекарства практически не помогали, они оставались единственным символическим средством утешения, которое могли дать мне врачи. Эта пытка продолжалась непрерывно в течение многих долгих дней. Хирургическое вмешательство, которое могло снять давление или уменьшить боль, было недопустимо, пока кровь не загустеет до нужного состояния. Дело в том, что после операции на сердце я ежедневно принимал большую дозу «кумадина» — известного препарата для разжижения крови, сделанного из тех же компонентов, что и крысиный яд. Несмотря на то, что я употреблял до 30 мг кумадина в день (средняя доза составляет 2-5 мг), нужную консистенцию крови мой организм был неспособен сохранять. Если бы кровь оставалась разжиженной, то я, скорее всего, истек бы ею, и умер на операционном столе. Так что мне оставалось только ждать, пока моя кровь достаточно загустеет. — 7 —
|