Проклятье вещей и проклятые места

Под городом Кяхтой в Бурятии дачный поселок отстроен в пределах кладбища, где в 20‑х годах производились расстрелы. В домах над могилами фиксируются некротические поля, изменения ауры. Эти некрофильные поля ощущаются и жителями в виде непривычного беспокойства, ощущений необъяснимого страха и подавленности. Такие ощущения, как слабость и болезненность, присущие геопатогенным зонам, характерны и для некротических полей, что отмечалось в городах Улан‑Удэ (в здании Госкомстата), Канске (в банке) и других. Как нейтрализовать некротические поля, пока неизвестно.

Души после смерти тянутся к тем, с кем в жизни имели энергетическую связь, и у этих жертв, не имеющих энергетической защиты, возникает некротическое заклятие. Душевный дискомфорт, синдром усталости и депрессия свидетельствуют о наличии некротического заклятия. Можно предположить, что подобное влияние некротических полей сказывается и на жильцах домов, возведенных на старых кладбищах и участках массовых захоронений.

В наше тревожное время старые кладбища "помолодели" за счет жертв криминальных разборок, внутренних войн и т. п. Часто эти кладбища расположены в святых местах, где имеются энергетические каналы связи с космосом. И их нельзя кощунственно нарушать. Там лежат многие из тех, кто не осуществил свою земную карму. Будем внимательны и уважительны к старым кладбищам, и никаких застроек и аттракционов на их местах!

СМЕРТЕЛЬНЫЙ КРУГ

Отсюда до ближайшего населенного пункта километров двадцать. Как говорится, богом и чертом забытое место. Хотя ландшафт здесь сказочный. Пологие холмы Валдайской возвышенности, вековые сосны – настоящее царство Берендея. Есть и своя избушка на курьих ножках. Только не Баба Яга там живет, а лесник тутошнего лесничества Михаил Кондратьевич Чумаков с женой Татьяной Алексеевной. Не один десяток лет обходит свои владения Чумаков. Каждый кустик знает, каждую ложбинку.

От конторы лесничества до владений Чумакова журналисты "Страшной газеты" добрались на мотоцикле Михаила Кондратьевича за каких‑то пару часов. Выпили наскоро чаю с липовым медом, любезно предложенных Татьяной Алексеевной.

– Пойдем, покажу вам этот круг, – сказал Михаил Кондратьевич. – Только в ботиночках своих промокнете, болотисто там. Татьяна, дай журналисту мои старые охотничьи сапоги.

Первый осенний ледок хрустел в тишине леса необычайно громко и зловеще.

– Девятнадцатого октября я пошел в Кузьмоловское урочище, – начал свой рассказ Чумаков. Летом там пожар большой был, верховой притом. Верхушки у деревьев все сгорели, а стволы остались. Лесхоз решил этот участок под лесозаготовки отдать, не гнить же зазря древесине. Мне нужно было четко обозначить границы лесосеки. Иду, значит, по тропинке, а тут мой пес Карым зайчишку спугнул и погнал его в сторону болота. Ну, я сообразил, что он оттуда обратно побежит, и пошел в сторону видневшейся за деревьями поляны, куда, по моим расчетам, Карым выгонит косого. Встал у края полянки и жду. Слышу – лай Карыма приближается. Я ружьишко приготовил, а тут и заяц выскочил на поляну, за ним Карым. Прицелился – вдруг на моих глазах заяц как бы растворился в воздухе! Карым тоже остановился, озирается – что за чудеса. И с виноватой мордой ко мне бежит. Тихонько так. И представьте себе такую картину: как в замедленной съемке исчезает голова собаки, туловище… У меня от страха аж волосы зашевелились. Стою, значит, а подойти ближе боюсь. Немножко оклемался, взял палку и бросил в то место, где Карым испарился.