|
большевиков Иван Михайлович занимал видное место: был одним из руководителей петроградской организации в канун Первой мировой войны, участвовал в знаменитом совещании 16 октября 1917 года, когда решался вопрос о вооруженном восстании. И никогда не выступал ни в каких оппозициях... А вот - как в воду канул! Люди калибром поменьше и в энциклопедиях заняли скромное, но достойное место, и в какие-то юбилейные даты отмечались в "Правде" почтительно-хвалебными статьями с концовкой: "Скончался в 1937-м. Память о преданном сыне никогда не исчезнет". А об Иване Михайловиче - исчезла. Может быть, это случилось потому, что после него не осталось никаких родных. Его единственная сестра - партийный работник среднего масштаба, по свидетельству Л. Разгона, умерла еще молодой в Петрограде, примерно в 1920 году, и в память о ней один из петербургских проспектов до сих пор называется "проспект Москвиной". Как правило, не ИМЭЛ, а только оставшиеся в живых родные хлопотали о том, чтобы и статьи были, и справка в энциклопедии, и даже воспоминания в каком-либо журнале. А падчерица Ивана Михайловича, Елена Бокий, вернувшись из лагеря, получила лишь в Военной прокуратуре справку о реабилитации Ивана Михайловича Москвина. Вместе со справками о реабилитации своего отца, матери, сестры - всех "не вернувшихся". Больше она ничего сделать не успела или не захотела - умерла. Лев Разгон признавался: "Говоря по совести, напомнить о Москвине должен был я. Потому что больше не осталось людей, знавших Ивана Михайловича. А я несколько лет был членом его семьи и обязан ему многими знаниями. Теми самыми, в которых "многие печали...". Но я не мог себя заставить пойти в "высокие инстанции", чтобы хлопотать о памяти человека перед теми, которые вычеркнули из своей памяти не только Ивана Михайловича (они о нем ничегошеньки не знали), но и все его время". Даже фотографии Москвина не сохранилось ни одной. Л. Разгон вспоминает, — 222 —
|