|
«Согласно древнему преданию, — продолжал Мерриам,— человека изгнали из Эдема, чтобы он не познал слишком многого, чтобы он не стал господином самому себе. На востоке, у Сада Эдемского, был поставлен пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к древу жизни. И человек должен был теперь работать, возделывать землю, чтобы познать ценность своего труда. Теперь он учится пахать окружающие его поля и жить согласно законам природы. Когда-нибудь в далеком будущем может появиться книга, в которой будет сказано, что человек достиг, наконец, такого уровня знаний, чтобы вернуться в Сад. И что у восточных ворот Сада он завладел пламенным мечом — символом власти — и поднял его над собой, как факел, освещающий ему дорогу к древу жизни». Завладеть пламенным мечом, получить власть над древом жизни? Интересно, хватило бы тогда в Эдеме места и для Бога, и для такого одержимого наукой человека, как Мерриам? Возвращение на Яву Заручившись финансовой поддержкой Фонда Карнеги, фон Кенигсвальд в июне 1937 года возвращается на Яву. Немедленно по прибытии на остров он нанимает сотни местных жителей и посылает их на поиски ископаемых останков. И таковые были найдены. Но практически все, что было обнаружено, являлось челюстно-черепными фрагментами, взятыми на поверхности земли близ Сангирана. Информация же о месте и обстоятельствах находок была весьма скудной и ненадежной. Это затруднило правильное определение их возраста. Все время пока шли поиски в Сангиране, поисков фон Кенигсвальд оставался в Бандунге, примерно в 200 милях от места раскопок, хотя иногда, после получения сообщения об очередной находке, он туда и приезжал. Осенью 1937 года Атма, один из коллекторов фон Кениг-свальда, отослал ему почтой височную кость, по всей видимости принадлежавшую окаменелому черепу гоминида. В сопроводительной записке сообщалось, что образец был найден неподалеку от берега реки Кали Тжеморо (Kali Tjemoro), как раз в том месте, где она прорывается через песчаник Кабух-ской (Kabuh) формации в Сангиране. Сев на вечерний поезд, отправлявшийся в центральную часть Явы, утром следующего дня фон Кенигсвальд уже был на месте. «Мы собрали максимальное число рабочих, — рассказывает фон Кенигсвальд. — Полученную по почте височную кость я захватил с собой. Показав ее всем присутствующим, я пообещал 10 центов за каждый новый фрагмент, принадлежащий черепу. Это были большие деньги. За обычный зуб я платил от 1/2 до 1 цента. Мы вынуждены были держать расценки на таком низком уровне, потому что за каждую новую находку платили наличными, и когда яванец, к примеру, находил три зуба, он уже больше не занимался поисками до тех пор, пока находку не продавал. Таким образом, мы были вынуждены покупать огромное количество сломанных и — 182 —
|