|
К вечеру берег стал пустеть. Закончились выходные дни и отдыхающие потянулись вереницей встречать новую рабочую неделю. Мигнула фарами последняя машина, и мы остались одни. Фонарь, прикреплённый под крышей тента, освещал уютно расположившуюся компанию, тихо напевающую под гитару : "...Друзей моих прекрасные черты..." В нескольких шагах остывали угли в шашлычнице, время от времени вспыхивая от набежавшего ветерка багровыми переливами. Из черноты реки до нас донеслись голоса, напевающие что-то из "Ласкового мая", и одновременно мы услышали лёгкие всплески вёсел. Я напряглась. Это заметила моя подруга: "Не пугайся! Люди, которые поют, не несут с собой зла". Когда лодка оказалась в отсветах нашего фонаря, мы увидели, что она очень большая, что-то типа баркаса, и что в ней много людей. Их силуэты чётко вырисовывались над бортом. Пение прервалось, послышались какие-то неразборчивые слова, мужской смех. Холодок страха всё активней пробирался к моему сердцу. Но лодка проплыла мимо. "Вот видишь!" - сказала Ада. И все заулыбались. Но напряжение не отпускало меня, заставляя ловить каждый шорох. И я услышала - затрещали хрупкие стебли трав на моём камышовом острове, как будто в него врезался нос лодки, потом далёкие или просто тихие голоса, смех, потом тишина. Но не спокойная, а какая-то как бы искусственная, за которой угадывается сдерживаемое дыхание и приглушённые шаги. Наверное, не я одна услышала эту "тишину". Серёжа (мой муж) перестал играть на гитаре, развернул её на коленях и взял правой рукой за гриф. Юра тихо наклонился и придвинул к ногам топорик. Я автоматически сделала два шага назад и встала за дерево в тень от тента. И только Ада, блаженно улыбаясь, смотрела на яркие низкие звёзды. "Ада, - тихо сказал Юра, - иди к Светлане!" Но было уже поздно. К тенту с противоположной от меня стороны подходила компания. Их было не менее десяти, шли они спокойно, по ходу разделившись на две группы, которые обошли наш тент справа и слева и остановились, отрезая нам дорогу к воде и кустам, где стояла машина. В руках у них были колья (как в дальнейшем выяснилось уже на следствии - они ими гребли за неимением такого количества вёсел), на которые они как-то театрально, как индейцы племени далаваров, молча опирались. Двое из них так же не произнося ни слова прогуливались по нашему лагерю. Тишину нарушал лишь треск распарываемой палатки, плеск бросаемых в воду вещей, звон складируемых на берегу бутылок с напитками (наш запас на неделю). Судя по их поведению, их интересовало только спиртное. А его у нас было не так уж и много - 7 бутылок, остальное всяческие варианты "лимонадов". Парни были пьяны, некоторых покачивало, и они явно рассчитывали на более богатый улов. "Ещё есть?" - прервал тишину хриплый голос самого здорового, видимо местного Шер-хана. Вопрос был обращён к Серёже. Стоя за деревом, я мысленно крикнула ему: "Только сдержись, Серёженька! Пусть берут всё, что им надо и уходят". — 35 —
|