Было это давно, в начале тридцатых годов, когда на заре советской власти широко развернулась беспощадная борьба с религией. Церкви закрывались, использовались под различные склады, а некоторые из них просто разрушались. Однажды (дело было к вечеру) отец пришел с работы с двумя товарищами. Мать в это позднее время топила русскую печку. - Ты бы сообразила для нас кое-какую закусочку, - попросил он. - Понимаешь, мать, премию получили. Надо бы немножко, того, обмыть ее. Вскоре на столе появилась квашеная капуста, соленые огурцы, хлеб, нарезанный толстыми ломтями. Выпили по первой, потом по второй - и пошли нескончаемые разговоры о том, о сем, а главное - о производственных делах. И тут неожиданно с губ отца сорвалось неприличное слово. Мать от печки, на всю избу, укоризненно произнесла: - Побойся Бога, отец! Как тебе не стыдно, а еще коммунист... Батя резко повернулся, молча встал и быстрыми шагами направился в спальню, на ходу бормоча: - Бога я должен бояться? Ты еще не сняла икону? Ну, хорошо! Тогда это сделаю я! Он сорвал со стены икону и бросил ее в печку, где жарким пламенем пылали березовые поленья. Мать обожглась, но все-таки успела спасти икону. Правда, все углы ее заметно обуглились. - Тебя покарает Бог! Помяни мое слово, - вся в слезах промолвила она, оттирая рукавом поношенной кофты обожженную икону. ...Как-то в дни своего отпуска собрался отец в лес за грибами. Мать всячески отговаривала его. Говорила: "Не ровен час, гроза разразится. Эвон как громыхает". Действительно, с самого раннего утра издалека доносились глухие раскаты грома. "Уж коли тебе не сидится дома, - примирительным тоном продолжала мать, - то шел бы ты на Волгу..." Накануне вечером он заготавливал на зиму дрова. Теперь их надо было расколоть на плахи и уложить для просушки в штабеля. Вот эта неотложная работа и ждала отцовских рук. Послушав мать, он отправился на берег Волги, обещая к обеду вернуться домой. К этому часу мать согрела самовар, и вся наша многочисленная семья уселась за стол, надеясь, что вот-вот заявится и глава семьи. Ярко светило солнце и при этом шел прямой теплый дождь. Такое явление природы я больше не встречал в своей жизни. Но вдруг ослепительно сверкнула молния, и гром резанул так, что на столе подпрыгнули и зазвенели чашки. Мать испуганно перекрестилась, тихо прошептала: "Господи, помилуй! Спаси и сохрани!" И уже через несколько минут мы увидели, что в наш двор сворачивают бегущие ребятишки и в раскрытое на кухне окно громко кричат: "Тетя Шура, вашего отца убило! Грозой!" — 163 —
|