|
"Я никогда не буду охотником! И не буду с ними дружить!" - сделал вывод мой мальчик. И я, понимая, что должна беречь его от отрицательных эмоций, одновременно испытала какую-то внутреннюю радость, что мы растим человека, который способен сопереживать боль наших меньших братьев. И тогда я вспомнила, что лет тридцать назад так же успокаивала другого человека - своего мужа, 28-летнего мужчину. У него дрожал голос и тряслись руки, когда он рассказывал мне о потрясшем его случае. "Я никогда больше не нажму на курок!" - сказал он тогда. И сдержал слово. Мы проводили наш медовый месяц в Якутии в деревне у родственников. Мой дядя Устин, заядлый охотник, уговорил мужа сходить с ним на утиную охоту. "Я увидел двух крупных серебристых птиц, - рассказывал мне трясущимися губами муж. - Устин говорил, что может повезти и мы встретим гусей. Я так и подумал: "Повезло!" Меня охватил какой-то бездумный азарт. Я нажал на курок и понял) что не промахнулся. Гибкая и мощная шея одной из птиц дернулась, как от удара палкой. И тут же они взвились в воздух. Несколько взмахов крыльями - и стало ясно, что раненая птица поднялась в небо в последний раз. Это понял и селезень, который успел опередить ее в полете. Сначала закричала его раненая подруга, а он закричал в ответ и, развернувшись, бросился к иен. Птица падала. Ее друг пытался поднырнуть под нее, удержать ее в воздухе, но все его попытки были бесполезны. Она падала, и все, что он мог для нее сделать, - это смягчить ее падение. Я побежал к ним с единственным желанием прекратить мучения несча^ стной птицы. Ни об охотничьем азарте, ни о стремлении завладеть охотничьим трофеем уже не было речи. Я чувствовал себя убийцей. Селезень был рядом с упавшей подругой. Отчаянно крича и растопырив крылья, он не подпускал меня к ней, как бы подставляя свою грудь под выстрел. Подбежал Устин. Увидев, что я не стреляю, он вскинул ружье, но я его вышиб из его рук. - Ты что, очумел?! - заорал на меня дядька. - Стреляй! — 177 —
|