|
Зал замер. Мальчик сел за стол, в центр которого Николай Иванович положил шарик для игры в пинг-понг. Мальчик простёр раздвинутые над шариком руки, и через какое-то время шарик покатился по столу. Затем вместо шарика на стол была положена пустая консервная банка — так, чтобы она могла кататься. Мальчик приблизил к банке, не дотрагиваясь до неё, обе руки, и через некоторое время банка покатилась по столу. Коронный номер был оставлен на самый конец. Ещё до начала моего выступления на сцену были вынесены две вертикально стоящие вешалки, на которые сверху была в положена длинная перекладина. К центру перекладины была привязана нитка длиной около метра. Нижний конец нитки раздваивался, и оба её конца были привязаны краям деревянной планки около двух метров длиной. Всё вместе представляло собой гигантские крутильные весы! Мальчик встал на расстоянии нескольких метров от планки и, фиксируя её взглядом, не двигался. И вдруг давно успокоившаяся планка пришла в движение! Она стала двигаться в направлении часовой стрелки. Николай Иванович попросил мальчика остановить планку и заставить двигаться в обратном направлении. Естественно, не подходя к ней. Мальчик вновь застыл в неподвижности. Планка стала двигаться всё медленнее и медленнее, почти остановилась и… «поехала» в обратную сторону! Рис. 103. Воспитанник Н.И.Трояна демонстрирует способность вращать на расстоянии деревянную планку. Москва, 2 апреля 1991 года, фрагмент выступления в концертной студии Останкино. Это было даже для меня сильное зрелище. И хотя изменившиеся за прошедшие после первого выступления Лулу Хёрст свыше ста лет зрители вели себя более сдержанно, всё же их возбуждение увиденным едва ли не выплёскивалось за общепринятые границы… После выступления я вновь беседовал с мальчиком. «Дядя Игорь, ну как?» — гордо спросил он меня. Чувствовалось, что мальчик был очень доволен и успехом своего выступления, и тем, что оказался в центре такого внимания. Мне показалось, что к своему балахону он испытывал двойственное чувство: с одной стороны, известная загадочность явно нравилась ему, с другой — это лишало его возможности открыть своё собственное имя. Но, уже наученный горьким опытом печальной известности, он сдерживал желание открыть себя людям. Но это его выступление стало последним. Через день мне позвонил встревоженный отец мальчика: «Игорь Владимирович, у нас опять началось!» Я тут же выехал. Оказалось, в квартире несколько раз наблюдались странные перемещения предметов. Но даже не это обеспокоило уже почти ко всему привыкших в этом плане родителей: после нашего совместного выступления, как и после большинства других, мальчик себя плохо чувствовал. Недомогания длились несколько дней.[29] — 264 —
|