|
На следующий день Карнарвон послал письмо египтологу Алану Гардинеру: «Здесь достаточно предметов для того, чтобы заполнить доверху отдел египетских древностей Британского музея. Я полагаю, что это величайшая находка из всех, когда-либо сделанных»[85]. Собственно, это было все, что исследователи могли позволить себе официально, по закону. Для того чтобы войти в гробницу, им следовало дождаться прибытия правительственного чиновника. Поэтому, по словам Картера, они решили больше в тот день ничего не предпринимать и вновь запечатали входное отверстие. «Это был всем дням день, – вспоминал Картер, – самый замечательный из всех, прожитых мною, и, несомненно, такой, которого мне больше никогда не доведется увидеть вновь»[86]. Позже, разговаривая о случившемся, они гадали, что может находиться за третьей дверью. Откроется ли им там лабиринт связанных между собой комнат, каждая из которых будет удивительнее предыдущей? А, может, там только одно помещение, и в нем их дожидаются жалкие остатки сокровищ, которые не успели забрать грабители, забравшиеся в гробницу с другой стороны? Как сообщает Картер, при первых лучах солнца они возвратились в долину и расширили входное отверстие, чтобы можно было без помех проникнуть в гробницу. Отметим, что внутрь археологи проникли, не дождавшись прибытия инспектора. Когда они вошли в помещение, которое отныне стали называть «передней», и Карнарвон наспех провел туда электрическое освещение, все были еще больше поражены увиденным. Они бродили среди груд различных предметов, снова и снова восклицая от восхищения и постоянно призывая друг друга взглянуть на новые сокровища[87]. В книге «Тутанхамон: нерассказанная история» Томас Ховинг пишет: Внезапно всех охватило чувство, близкое к замешательству, от ощущения, что они самовольно вторглись сюда. Целая вечность прошла с той минуты, когда там, где сейчас находились они, стоял последний человек. Однако казалось, что люди ушли отсюда только вчера. Все вокруг выглядело так, будто оставлено совсем недавно: сосуд с известковым раствором, которым штукатурили дверной проем, светильник, словно только что погасший; на окрашенной поверхности стены еще виднелись отпечатки чьих-то пальцев, на пороге лежал поразительно хорошо сохранившийся букет засохших цветов. Казалось, что эта древняя комната еще наполнена дыханием давно ушедших людей, и от этого у всех возникало ощущение, что они непрошеными гостями вторглись в чужой дом[88]. И снова мы отчетливо видим эту картину. Разве любой из нас не испытывал бы те же самые чувства, не вел бы себя так же, если бы нам посчастливилось хоть раз оказаться в подобной ситуации? — 42 —
|