Причина космоса

Работа «Монизм вселенной» не носит эниологического характера и потому в данный сборник не включена, но ее основные идеи, даже в усовершенствованном виде, читатель найдет в публикуемой «Научной этике». Специфика монизма Циолковского заключена в панпсихистской идее «атома» как живого существа – элементарного и бессмертного. Поскольку все состоит из таких живых, ощущающих атомов, Циолковский провозглашает единство вселенной под девизом «все живо». Смерти нет, она – выдумка человеческого «эго», ведь распаду подвержен организм как временный конгломерат атомов, но не сами атомы. У каждого атома – индивидуальная судьба, после смерти организма атом пребывает в анабиозе, пока в результате планетарного или космического перемещения не станет частью другого организма, где снова возродится к активной жизни.

Константин Эдуардович зорко увидел ахиллесову пяту «обычного» материализма в его нетелеологичности, в отсутствии ответа на вопрос о смысле жизни, в неспособности указать оптимистическую перспективу. Утешения же, даваемые традиционными религиями, он отвергал как научно необоснованные; отказывался он принять и базисную религиозную посылку об «этом» и «том свете», ибо она, по его мнению, вела к ненавистному для него дуалистическому рассечению бытия. Циолковскому казалось, что именно его версия материализма, основанная на мысли о бессмертии атома, должна вселять в человека оптимизм, телеологически ориентированный на перспективу космической эволюции.

Осознает Циолковский и то, что утверждение о бессмертии и неуничтожимости физических атомов противоречит его же гипотезе об эволюционных циклах вселенной, о бесконечных стадиях усложнения вещества. В «Научной этике» на роль бессмертного «первобытного гражданина вселенной» Циолковский выдвигает «атом эфира», не замечая, что к этому паллиативу можно предъявить те же претензии, что и к физическому атому. Конечно, «Научная этика» – наиболее зрелое произведение Циолковского, где он попытался объединить и состыковать многие элементы своей философии. Но он и сам чувствует, что швы кое-где еще заметны, и потому, когда он говорит «мы воплощаемся», «мы будем воплощаться», его понимание «атома эфира» двоится, и в атоме начинают проглядывать свойства личности, неделимой духовной единицы – того, что Лейбниц и Д.Андреев называют монадой.

Что же мешало Константину Эдуардовичу сделать последний шажок от «атома» к монаде – ему, гениально прозревшему и монизм вселенной, и причину космоса, и эфирных существ, и иерархию высших воль? Указывая, что в будущем у людей появится «возможность возникать в виде „духов“ (хотя материальных)», он тут же добавляет: «Иных мой разум не признает. Принять иное – значит отказаться от ЕДИНСТВА или простоты взглядов на вселенную». Констатированное мною выше терминологическое недоразумение, противопоставляющее материю и сознание, преодолено Циолковским в его идее «ощущающего атома», но настигает и обманывает его в ином обличье. – в виде дуализма материи и духа. Циолковский не догадался, что этот дуализм мнимый, и лишь Андреев разрешил недоразумение: