|
Конечно, какое благодатное время для теоретиков! Они живут в эру, когда воображаемая вселенная становится преобладающей ортодоксией, и культивируют плодотворную почву, с которой можно работать, где имеется лишь минимум неудобных наблюдаемых или измеренных фактов, способствующих падению многих перезревших плодов их менее удачливых предшественников. Аргументы в пользу самых типичных характеристик воображаемой вселенной, таких как дегенеративная материя или сингулярности, абсолютно негативны; то есть, они покоятся на отсутствии какого-либо наблюдаемого свидетельства, опровергающего конкретные гипотезы. Поэтому чем дальше продукты воображения уходят от реальности, тем легче они удовлетворяют требованиям быть принятыми научным сообществом. Одна из самых странных характеристик ситуации в целом такова: пока теоретики позволяют себе безудержное воображение и потворствуют умозаключениям самого фантастического характера, все во имя науки, они религиозно следуют табу, мешающему им исследовать ныне неизученную сферу реальной вселенной, в которой можно найти ответы на многие проблемы: регион скоростей больше скорости света. В таких скоростях нет ничего иррационального или нелогичного. Конечно, вплоть до начала нынешнего века ограничение скорости даже не предполагалось. Но Эйнштейн наложил запрет на исследование следствий движения на скоростях больше скорости света. И до тех пор, пока нарушение указа кажется немыслимым современному астрономическому сообществу, астрономы избегают даже размышлений о сфере физического существования на скоростях больше скорости света, сфере, которой посвящена вторая половина данного тома. В связи со скоростью света современная физическая и астрономическая теория зашла в тупик. Индуктивное размышление или упражнение в воображении выше скорости света, по сути, запрещено. Построение воображаемой вселенной было гигантской задачей, поскольку бесконечные пересмотры, приспособления и корректировки, требуемые новой информацией, постоянно создаются трудом наблюдателей и экспериментаторов. Участники подобных предприятий очень гордятся своими достижениями. И те, кто сейчас описывают свои предприятия в самых превосходных степенях (такие, как Пол Дэвиес), конкретно ссылаются на разъяснения гипотетических деталей эпохи, следующей сразу же за воображаемым Большим Взрывом: “Изучение этой жестокой первобытной эпохи должно рассматриваться как одно из самых волнующих интеллектуальных приключений современной науки”.[321] Бесспорно, такая задача была волнующей для тех, кто оказался вовлеченным в ее выполнение, и в этом смысле это “приключение”. Но главная цель науки – увеличение нашего знания о природе, и с научной точки зрения психологические реакции исследователей значения не имеют. Единственный приемлемый научный критерий, посредством которого можно судить подвиги воображения, вовлеченные в построение воображаемой вселенной, прибавляются ли они к нашему знанию природы или нет. Конечно, они не делали этого напрямую, поскольку ложная информация не прибавляется к знанию. Возможно, экскурсы в страну фантазии стимулировали мышление, способствующее реальному знанию. Однако более вероятно, что итоговый результат усилий, приложенных к исследованию свойств несуществующих сущностей и феноменов, препятствовал продвижению знания, а не способствовал ему. Как указывалось в обсуждении этой темы в книге Факты, которыми пренебрегла наука: “Представляется, главная цель изобретения теории – позволить научному сообществу избежать болезненной необходимости признать, что у них нет ответа на важную проблему”.[322] — 362 —
|