465 ской помощи; безнадежное сознание того, что цивилизация уничтожена понапрасну, что мы могли, но не предотвратили этого. Английский метеоролог Л. Ф. Ричардсон заинтересовался вопросом о войне. Он хотел понять ее причины. Есть интеллектуальные параллели между войной и погодой. Оба явления сложны. Оба демонстрируют закономерности, указывающие на то, что это не столько неукротимые стихии, сколько естественные системы, которые можно постичь и контролировать. Для анализа глобальных погодных явлений в первую очередь необходимо собрать огромный массив метеорологических данных; затем нужно выяснить, как в действительности ведет себя погода. Если мы хотим разгадать логику войны, надо применить аналогичный подход, решил Ричардсон. Он собрал данные о сотнях войн, сотрясавших нашу несчастную планету в период между 1820 и 1945 годами. Результаты, полученные Ричардсоном, были опубликованы после его смерти в книге «Статистика смертельной вражды» (The Statistics of Deadly Quarrels). Задавшись вопросом о том, сколько времени предстоит ждать войны с определенным числом жертв, он ввел в употребление индекс М, названный магнитудой войны, который служит мерой числа погибших. Война с магнитудой M = 3 — это ограниченное столкновение, в котором гибнут тысячи (103) людей. Значения M = 5 или M - 6 соответствуют серьезной войне, уносящей жизни сотен тысяч (105) или миллионов (106) людей. Первая и Вторая мировые войны имеют еще большие магнитуды. Ричардсон обнаружил, что чем больше людей гибнет на войне, тем меньше ее вероятность и тем раньше можно обнаружить признаки ее приближения. Так и разрушительные штормы случаются реже сильных ливней. По данным Ричардсона можно построить график, де- 466 монстрирующий, сколько времени на протяжении последних полутора столетий пришлось бы ждать, чтобы стать свидетелем войны с магнитудой М. Ричардсон предположил, что, если продолжить кривую в область очень малых значений М, вплоть до M = 0, мы получим грубую оценку частоты происходящих в мире убийств; получается, что где-то в мире каждые пять минут кого-то лишают жизни. Индивидуальные убийства и крупномасштабные войны, по его мнению, находятся на концах сплошного спектра непрерывной кривой. Из этого следует, не в тривиальном, но, думается мне, в самом глубоком психологическом смысле, что война — это массовое убийство. Когда наше благосостояние под угрозой, когда брошен вызов нашим иллюзиям относительно самих себя, мы склонны — по крайней мере, некоторые из нас — впадать в состояние смертельной ярости. И когда в подобное положение попадают нации, — 278 —
|