Правда, в других эддических песнях говорится, что небесные светила существовали и раньше, поэтому работа богов свелась всего лишь к указанию тех мест, которые им надлежало занять. Солнце не ведало, где его дом, звезды не ведали, где им сиять, месяц не ведал мощи своей. Внутренняя точка зрения на пространство проявляется, в частности, в том, что география в скандинавских мифах не существует помимо этики. Все благое кучкуется в центре мира, а зло обречено ютиться на его окраине. Любой предмет автоматически получает качественную оценку в зависимости от того, где он находится. В середине мира расположен Мидгард, а страна великанов Йотунхейм лежит на отшибе, то есть резонно предположить, что окраина мира – это суша. Между тем из других песен следует, что окраина мира есть не что иное, как море, опоясывающее землю кольцом, на дне которого дремлет чудовищный мировой змей Йормунганд, кусающий свой собственный хвост. Но когда боги отправляются в страну великанов, им каждый раз приходится пересекать морские проливы. Периферия скандинавской вселенной парадоксальным образом оказывается сушей и морем одновременно. В центре мира тоже царит вопиющая неразбериха. Кроме Мидгарда, населенного людьми, там высится чертог богов Асгард, а мировое древо, ясень Иггдрасиль, пронзает земной диск в точности посредине, ибо его крона простирается над всем миром. В позднейших христианских интерпретациях делается попытка вознести Асгард на небеса, но эти жалкие «ужимки и прыжки» могут вызвать лишь снисходительную усмешку, поскольку небо эддических мифов ничем от земли не отличается. И хотя в евклидовом пространстве совмещение трех предметов в одном и том же месте решительно невозможно, сказителей сия нелепица ничуть не смущает. Просто чертог богов, обиталище людей и священное дерево не могут находиться нигде, кроме середины мира. Время скандинавских мифов тоже фрагментарно и жестко привязано к событийному ряду. Если в мире не происходит ничего, заслуживающего внимания, то и время стоит на месте. Оно просто-напросто не мыслится как текучая субстанция, неподвластная влияниям извне: если между двумя событиями отсутствует причинно-следственная связь, расставить их по порядку решительно невозможно. Скажем, совершенно неясно, в какой хронологической последовательности должны располагаться визит громовержца Тора к великану Гейроду, его поединок с мировым змеем Йормунгандом и сражение с каменным исполином Грунгниром. Более того, всякое повествование немедленно рассыпается на осколки, живущие самостоятельной жизнью, а персонаж того или иного мифа – почти всегда фигура статическая, отбывающая заученный цирковой номер. Развития в ней нет ни на грош. Например, Магни, сын Тора, знаменит тем, что спихнул ногу поверженного великана с шеи отца. Однако это было не его детским подвигом, а подвигом вообще. Магни всегда ребенок и вне своего мужественного поступка попросту не существует. С другой стороны, отец богов Один, по-видимому, всегда старик. — 3 —
|