Как я убил Плутон и почему это было неизбежно

На что я им ответил шуткой (Лайле исполнилось три недели): "Надеюсь, до того, как моя дочь научится ползать".

Сразу после той истории с испанскими астрономами-мошенниками меня атаковала новая стая репортеров. Они хотели знать, что с ними станет, как разрешится этот конфликт и повлияет ли вся эта история на общение астрономов друг с другом и на защиту неприкосновенности своих исследований. Тогда я объяснил им, что очень многие ученые по всему миру внезапно осознали, что могут, так же как и я, стать невольными жертвами действий мошенников, и поэтому стали пытаться искать решение этой проблемы. После чего репортеры снова задали мне вопрос о том, когда же все-таки MAC примет решение о планетах.

"Надеюсь, до того, как моя дочь научится стоять", – пошутил я, только уже несколько месяцев спустя. К тому времени Лайла уже вовсю ползала.

Когда нам удалось выяснить, что Ксена была не одна на самом краю Солнечной системы, а в компании со своим спутником, вращающимся вокруг нее, репортеры позвонили мне снова и поинтересовались, откуда у Ксены взялась луна, как она выглядит и как мы собирались назвать ее (очевидно, что Габриэлой, в честь храброй и мужественной ТВ-подруги Ксены). Тогда они снова спросили, когда же в конце концов MAC примет решение о планетах.

На что я, как обычно, ответил: "Надеюсь, до того, как моя дочь скажет свое первое слово". Когда я бросал эту шутку, на улице была уже зима, к тому времени она научилась стоять и уже делала на удивление уверенные шажки по всему периметру комнаты.

Весной, когда наконец-таки подошла моя очередь на работу с космическим телескопом "Хаббл", чтобы определить массу Ксены, репортеры позвонили мне снова и на сей раз хотели знать, из чего состояла поверхность Ксены, почему ее масса так велика и насколько она была больше Плутона (всего лишь на пять процентов; казалось, что это было настолько ничтожно, что не стоило и говорить о том, что Ксена была больше Плутона, особенно если учесть, что погрешность в вычислениях составляет примерно четыре процента). И что вы думаете, репортеры вновь поинтересовались у меня, когда же MAC примет решение о планетах.

Как и всегда, я ответил: "Надеюсь, до того, как моя дочь поступит в колледж и начнет изучать астрономию". Отшучиваться имело смысл, поскольку было определенно ясно, что в ближайшее время вряд ли будет принято какое-либо решение.

Люди продолжали задавать мне этот вопрос, так как, видимо, думали, кто, как не я, должен знать ответ. Но я не имел об этом никакого понятия. Все это время никто из официальных лиц не связывался со мной и не говорил ничего насчет принятия какого-либо решения. Я даже не мог себе представить, кто мог бы стать тем человеком, который заговорит со мной по этому вопросу или хотя бы объяснит, что вообще происходит. Как-то я даже предположил, что однажды утром, открыв "Лос-Анджелес Таймс", я случайно увижу настоящее имя того, кто открыл новую планету, или же прочту статью, в которой будет говориться о том, что в Солнечной системе теперь не девять, а восемь планет, или о том, что я обнаружил много планет, или о том, что я обнаружил новый объект, единственный в Солнечной системе, размеры которого превышают размеры планеты, но который вовсе и не планета.