Но, как заметили историки, современность была не всегда и, безусловно, не только возвышенной. У современности были свои недостатки, возможно, много недостатков, но все их резюмирует понятие «флатландия». В основном из-за безудержного научного материализма в сочетании с материальным индустриализмом все формы холархии — даже хорошие, полезные и духовные формы, подобные Великому Гнезду Бытия, — были сведены к плоскому и бледному представлению о мире, в котором нет ничего, кроме систем взаимосвязанных объектов, взаимосвязанных «оно» без малейшего упоминания о «Я» и «Мы». Не осталось ни души, ни ума, ни духа, и на их месте раскинулась бесконечная плоская страна материальных тел, которые лишь одни считались реальными (бодизм). Разочарование мира, одномерный человек, вселенная без качеств, десакрализация мира — вот некоторые знаменитые фразы, которые критики использовали для того, чтобы охарактеризовать это безотрадное состояние дел. Либерализм, как дитя современности, тоже был полностью захвачен этим коллапсом и потому, вместо того чтобы прийти к правильному пониманию своих собственных внутренних оснований (а именно того, что в развитии от эгоцентрического к этноцентрическому и мироцентрическому он представляет мироцентрическое осознание) стал политическим защитником флатландии. Взамен внутреннего роста и развития (Левая сторона) либерализм стал защищать почти исключительно внешнее экономическое развитие (Правая сторона) как средство обеспечения свободы. Так как, согласно идеям флатландии, ничего внутреннего не существует — и поскольку моральные нормы представляют собой внутренние реалии, — то, не устояв перед современной флатландией, либерализм отрекся от своего основного морального открытия (мироцентрической свободы — позиции, с которой возможно справедливое отношение ко всем, но позиции, к которой всех следует призывать расти). Прискорбно, возможно неизбежно, либерализм отрекся от своей моральной позиции и удовлетворился требованием одной лишь внешней, материальной, экономической свободы, не понимая, что без внутренней свободы (существующей, как понимал Кант, только в постконвенциональном осознании), внешняя свобода по большей части бессмысленна. Развитие Левой стороны было прекращено, осталось развитие Правой стороны. А что касается внутренних реалий, то, поскольку таковых не существует, ни одни из них не могут быть лучше других, а потому нет ничего плохого во вседозволенности, в крайнем разнообразии, в крайней поликультурности — всех следствиях естественной добродетели, которую требование развития только портит. — 273 —
|