|
Вместо этого он великолепно писал об идеях — ярко и блестяще, так что порой дух захватывало. И освобождающе. Как пишет в своих мемуарах сэр Исайя Берлин: «Подобно тому, как в восемнадцатом веке литераторы — ведомые Вольтером, главой цеха, — несли освобождение многим угнетаемым человеческим существам; как это с тех пор делали Байрон или Жорж Санд, Ибсен, Бодлер, Ницше, Уайльд и Жид и, возможно, даже Уэллс или Рассел, так людям моего поколения помогали находить себя романисты, поэты и критики, интересовавшиеся главными проблемами своего времени. Сэр Исайя считает Хаксли, наряду с Эзрой Паундом и Дж. Б. С. Холдейном, одним из главных освободителей своего времени. Одна из биографов Хаксли, Сибилла Бедфорд, подмечает еще одну черту этой великой освободительной традиции: она включала в себя «множество необычайно и разнообразно одаренных индивидуумов, что влияние... было огромно. Общим для них было сильное желание приобретать, продвигать и распространять знание — желание улучшать участь, равно как и управление человечества, принятие на себя ответственности — l'intelligence oblige[*] — и страсть — никакое более мягкое слово не годится — к истине». Это было время, когда подобные вещи были даже понятными, не говоря о том, чтобы иметь значение. То есть это было до моего поколения, в котором профессора-гуманитарии решили, что они не могут помогать кому бы то ни было в создании чего бы то ни было, и потому, взамен, в припадке обиды посвящали себя ниспровержению, оставляя только деконструктивистскую улыбку Чеширского кота, повисшую в воздухе; и их шокировало, шокировало, что у кого-то вообще могла быть страсть к истине, поскольку истина — как они благополучно извращали Фуко — это нечто иное, как тонко замаскированная власть, и потому они пытались гарантировать, чтобы никто из их учеников тоже не искал истину, чтобы они чего доброго действительно не нашли ее и не начали делать настоящие работы, сияющие красотой и глубиной. Именно потому, что Хаксли занимался трансцендентальным, его проза обладала освобождающей силой. Вы должны знать, что действительно существует трансцендентальное нечто, если собираетесь кого-либо от чего-либо — если не существует ничего за пределами наличного бытия, то нет никакой свободы отданного и освобождение тщетно. Сегодняшним писателям-постмодернистам, которые придерживаются данного, льнут к очевидному, цепляются за тени, прославляют поверхностное, больше некуда деться, и потому освобождение — это последнее из того, что они могут предложить... или вы можете получить. — 12 —
|