Послевоенные европейские демократии хотели «подвести людей к свободе» после того, как первая мировая война уничтожила многие институты авторитарного принуждения. Но этот европейский мир, стремившийся к свободе, жестоко просчитался. Он упустил из виду то, что было порождено уничтожением живого в человеке, тайно осуществлявшимся на протяжении тысячелетий. Он не увидел глубокого, всеобщего дефекта — невроза характера. Приняв облик победы диктатур, разразилась громадная катастрофа — душевная чума, то есть катастрофа, порожденная иррациональными свойствами человеческого характера. То, что так долго сдерживалось поверхностной лакировкой благовоспитанности, прорвалось, проявившись в действиях самих масс, стремившихся к свободе. Иррациональными формами проявления сдерживавшихся деструктивных стремлений стали концентрационные лагеря и преследования евреев, уничтожение всякой чистоты человеческих помыслов и отношений, «выкашивание» городского населения с помощью садистских «спортивных» бесчинств, устроители которых только и могут чувствовать проявление живого в прусском шаге, гигантский обман народа, называющий себя государственно-авторитарным представительством интересов народа, исчезновение десятков тысяч молодых людей, которые чистосердечно и наивно полагали, что служат идее, уничтожение результатов человеческого труда, имеющих многомиллиардную ценность, одной лишь небольшой части которых хватило бы для устранения бедности во всем мире. Короче говоря, мы имеем дело с шабашем ведьм, который будет повторяться вновь и вновь до тех пор, пока носителям знания и труда не удастся уничтожить в себе и в окружающем мире массовый невроз, называющийся «высокой политикой» и живущий за счет беспомощности, коренящейся в характере людей. В 1928—1930 гг., во время полемики с Фрейдом, о которой шла речь выше, я мало что знал о фашизме — примерно так же мало, как средний норвежец в 1939-м или американец в 1940-м г. Я познакомился с ним только между 1930-м и 1933-м гг. в Германии. Столкнувшись с ним и шаг за шагом разглядев в его сущности предмет моего спора с Фрейдом, я испытал беспомощность и растерянность, но постепенно понял логичность своих ощущений. В ходе упоминавшейся дискуссии борьба развернулась вокруг оценки структуры человеческого характера, вокруг роли стремления человека к счастью и иррациональности в общественной жизни. В фашизме неприкрыто проявилось массовое душевное заболевание. Противники фашизма — либеральные демократы, социалисты, коммунисты, экономисты марксистской и немарксистской ориентации и т. д. — искали разгадку в личности Гитлера или в политических ошибках формального характера, совершенных различными демократическими партиями Германии. Как одно, так и другое означало объяснение чумного потока индивидуальной близорукостью или жестокостью одного-единственного человека. В действительности Гитлер был только выражением трагического противоречия, свойственного массам, — противоречия между стремлением к свободе и страхом перед ней. — 141 —
|