Листы дневника. Том 2

Был членом Сельскохозяйственного Клуба. Устроил в Изваре дорогую сельскохозяйственную школу, но не захотел дать неизбежную взятку, и школу прикрыли за левизну. Хотел устроить орошение крестьянских лугов шлюзами. Их растащили. Машины и локомобиль спалили. Ни за что!

Помню волокиту с управляющими. Каких только не было. Один поляк, празднуя свои именины, сжег скирды хлеба. Другой - немец с отличными белыми бакенами - увез машины и угнал скот. Стал переезжать из уезда в уезд и еще потребовал выкуп... Третий заколол перед Пасхою всех телят и объяснил, что они пали от неизвестной болезни... Чего только не было... Со времен Павла шел с казною процесс о строевом лесе, неправильно отмежеванном...

Урывками слышали мы о делах, но внутренний облик отца оставался несказанным. Знали, что люди весьма ценили его юридические советы, доверяли ему. Помогал он в деле Добровольного Флота. Помню адмирала Кази, Бубнова.

Не любил лечиться отец. Уже давно врачи требовали отдых. Но он не знал жизни без работы. Просили его не курить или уменьшить курение, ибо грозило отравление никотином, но он отвечал: "Курить - умереть и не курить - умереть".

Много было недосказанного. Наверно, были какие-то разочарования. Друзья поумирали раньше, а новые не подошли. Были какие-то рухнувшие построения. Лучшие мечты не исполнились. Мало кто, а может быть, и никто не знал, чем болело сердце.

(1937 г.)

"Из литературного наследия"

НАЧАЛО

Было отвоевано право стать художником. Первые рисунки в "Звезде" и в "Иллюстрации". На ученической выставке в Академии (1896) "В Греках" ­варяг в Царьграде. Подходит Соколов, хранитель Музея, спрашивает: "Отчего нет цены на варяге?" "А мне просто невдомек, что он кому-то нужен". "Но все-таки, сколько?" Отвечаю: "80 рублей" (думаю, не дорого ли?). Соколов улыбается: "Считайте проданной", подводит седоватого приветливого господина - оказывается B.C. Кривенко. После Рущиц сердился за дешевую цену...

Волнительно было с "Гонцом" в 1897 при окончании Академии. Мы ушли из Академии вместе с Куинджи, его выжили великий князь Владимир и граф И.И. Толстой. Ожидали, что наше восстание за учителя будет осуждено Академией.

Так отчасти и случилось. Не могли не дать звания, но смотрели косо. Ко мне подходил Матэ и предлагал перейти в мастерскую Репина, а на следующий год ехать за границу. Отвечаю: "Василий Васильевич, помилуйте, ведь такая поездка на тридцать сребреников будет похожа".

За нашего Архипа Ивановича мы дружно стояли. Где же был другой такой руководитель искусства и жизни?! Никакими заграничными командировками нельзя было оторвать от него. Помню, один клеветник шепнул ему: "Рерих вас продал", а Архип Иванович засмеялся: "Рерих мне цену знает..." Знали цену Куинджи.