|
- Дайте посмотреть, - лезли к нему проснувшаяся Б*** и подошедший полковник. Мы взглянули на свежий, еще мокрый рисунок и остолбенели; вместо озера с его синеющим в бархатистой дали вечернего тумана лесистым берегом, пред нами являлось прелестное изображение морского вида. Густые оазисы стройных пальм, разбросанные по изжелта-белому взморью, заслоняли приземистый, похожий на крепость туземный бунгало, с каменными балконами и плоскою крышей. У дверей бунгало - слон, а на гребне пенящейся белой волны - привязанная к берегу туземная лодка. - Да где же вы взяли этот вид? - недоумевал полковник. - Для того, чтобы рисовать виды из головы, не стоило и сидеть на солнце... - Как из головы? - отозвался возившийся с папкой У***. - Разве озеро не похоже? - Какое тут озеро! Видно, вы рисовали во сне. В это время вокруг полковника столпились все наши спутники, и рисунок переходил из рук в руки. И вот Нараян, в свою очередь, ахнул и остановился в полном изумлении. - Да это "Дайри-боль", поместье такур-саиба! - провозгласил он. - Я узнаю его. В прошлом году во время голода я жил там два месяца. Я первая поняла, в чем дело, но молчала. Уложив вещи, У*** подошел наконец, по своему обыкновению, вяло и не торопясь, как будто сердясь на глупость зрителей, не узнававших в море озера: - Полноте шутить и выдумывать; пора ехать. Отдайте мне эскиз... - говорил он нам. Но, получив его, он при первом взгляде страшно побледнел. Жаль было смотреть на его глупо-растерянную физиономию. Он поворачивал злополучный кусок бристоля во все стороны: вверх, вниз, наизнанку, и не мог придти в себя от изумления. Затем он бросился, как угорелый, к уложенной уже папке и, сорвав завязки, разметал в одну секунду сотню эскизов и бумаг, как бы ища чего-то... Не найдя желаемого, он снова принялся за рисунок, и, вдруг, закрыв лицо руками, обессиленный и точно сраженный, опустился на песок. Мы все молчали, изредка переглядываясь и даже забывая отвечать такуру, стоявшему уже на пароме и звавшему нас ехать. - Послушайте, У***, - ласково заговорил с ним добродушный полковник, словно обращаясь к больному ребенку. - Скажите, вы помните, что вы рисовали этот вид?.. Англичанин долго молчал; наконец произнес хриплым, дрожащим от волнения голосом: - Да, помню все. Конечно, я его рисовал, но рисовал с натуры, рисовал то, чтo видел все время пред своими глазами. Вот это-то и есть самое ужасное! <<96>> - Но почему же такое "ужасное"? Просто временное влияние одной могучей воли над другою, менее мощной. Вы просто находились под "биологическим влиянием", как говорят д-ра Карпентер и Крукс. — 129 —
|