|
В ответ на это мы можем еще раз с убежденностью повторить, что эмоциональное милосердие принесло гораздо больше вреда, чем это могут предположить сентименталисты. Данный факт хорошо знаком каждому, кто изучал политическую экономию, и уже стал трюизмом для тех, кто когда-либо целенаправленно интересовался этой проблемой. Трудно вообразить себе нечто более возвышенное, нежели душевные порывы бескорыстного филантропа, но рассматриваемый вопрос, увы, не исчерпывается констатацией этой истины. Необходимо еще изучить результаты его трудов, дабы убедиться, что он, борясь с меньшим злом, не сеет при этом семена зла еще более серьезного. Тот факт, что «тысячи людей во всех городах нашей страны прилагают огромные усилия» к тому, чтобы справиться с нуждой, несомненно, делает честь всем этим труженикам. Но это не зависит от их веры, ибо данное обстоятельство остается неизменным, какие бы догмы ни превалировали в обществе в настоящий момент. К тому же то обстоятельство, что Англия до сих пор преисполнена бедностью и нищетой, представляется малообнадеживающим после стольких веков господства в Англии догматического христианства (тем более, с учетом библейского критерия, призывающего познавать всякое дерево по плодам его)! Я уж не говорю о том, что прошлая история церквей, изрядно запятнанная преследованиями инакомыслия, подавлением знания, преступлениями и жестокостью, представляет собой особый предмет для обсуждения. Как видим, непреодолимых трудностей более чем достаточно. Разумеется, «церквианство» приложило все усилия к тому, чтобы идти в ногу с веком, ассимилируя его учения и заключая негласные договоры с наукой; но оно так и не смогло предложить миру настоящий духовный идеал. «Церковное христианство» с безуспешной настойчивостью нападает на все возрастающее воинство агностиков и материалистов, но само при этом знает о загробном мире ничуть не больше последних — то есть ничего. Первая необходимость для церкви, согласно профессору Флинту, — удержать в своей пастве ведущих мыслителей Европы. Но последние считают ее анахронизмом. Кроме того, скептицизм уже разъедает церковь изнутри; священники-вольнодумцы стали повсеместным явлением. Этот непрестанный отток жизненных сил уже довел истинную религию до крайней степени обмеления; и теософия предстала пред миром для того, чтобы влить в современное мышление свежую струю идей и стремлений, иными словами, чтобы подвести логическое обоснование под более возвышенную мораль, создать науку и философию, соответствующую знаниям нынешнего дня. Просто физическая филантропия, лишенная источника новых веяний и облагораживающих представлений о жизни, способных воздействовать на мировоззрение масс, — вещь не слишком эффективная. Лишь постепенное усвоение человечеством великих духовных истин способно омолодить лицо цивилизации и в результате создать гораздо более эффективную панацею от зла, нежели просто поверхностное затушевывание бросающейся в глаза нищеты. Профилактика всегда предпочтительнее лечения внешних симптомов болезни. Общество само порождает отверженных, преступников и распутников, а потом осуждает и наказывает им же самим созданных франкенштейнов, верша суд над собственными детьми, которые суть «кость от кости и плоть от плоти» проклятой земной жизни. И то же самое общество в высшей степени лицемерно признает и пропагандирует христианство, или вернее — «церквианство». Так можем ли мы или нет сделать вывод, что последнее не отвечает потребностям человечества? И разве не столь же очевидно, что подлинное христианство в его нынешней догматической форме превращается из прекрасного этического учения, переданного на Горе, в воды Мертвого моря, гробы повапленные и только? — 206 —
|