|
Блаватской и после ее смерти даже стал вице-президентом Теософского Общества. Его жена осталась подругой ЕПБ, но после ухода Хьюма отношения между Синнеттом и ЕПБ стали более напряженными, и в поздних письмах Блаватской можно встретить немало едкой иронии в адрес "тупости" и "ничтожества" Синнетта. Беда была в том, что сколько бы Блаватская ни отстаивала свою правоту и как бы она ни желала быть принятой в англо-индийском обществе, ей не удавалось удержаться от подтруниваний над ханжеством и важной щепетильностью английских официальных кругов. "Моя грациозная величавая персона, облаченная отчасти по-тибетски, отчасти - в подобие ночной сорочки, - писала она из Оотакамунда в 1883 году, - восседает во всей своей неотразимой калмыцкой красоте на званых обедах у губернатора и Кармайкла; за ЕПБ ухаживают адъютанты! Старая Упасика(1) чудовищным кошмарным видением ходит под ручку с изящными членами Совета в вечерних фраках, бальных туфлях и шелковых чулках, так благоухащими бренди с содовой, что в их окрестностях свалился бы замертво тибетский як" {16}. Возможно, Блаватская знала, что скандал не самый худший способ запомниться публике. Во всяком случае, ей этот способ подошел прекрасно, и Теософское Общество процветало, невзирая на разочарование отдельных его членов вроде Хьюма. Кроме того, Блаватская обнаружила, что нелады с англо-индийскими кругами ничуть не вредят отношениям с местными жителями: на каждого отворачивавшегося от нее европейца приходился десяток индийцев, встававших на ее сторону. И к тому же, вероятно, ЕПБ чувствовала, что скандальная слава - одно из ее орудий как учителя и общественного деятеля. Если бы она вписывалась в традиционные представления, то никто бы не обратил на нее внимания; а правильно использованные противоречия с обществом могли оказаться плодотворными, создавая вокруг Блаватской обстановку, постоянно — 81 —
|