на пользу. В феврале 1922 г. он пересек Ла-Манш и приступил к изучению Лондона, где уже проживал Успенский - вне сомнений радуясь тому факту, что заблаговременно определил дистанцию между собой и своим беспокойным Учителем. Но англичане не подходили Учителю, что пришлось кстати, потому что, несмотря на все усилия леди Ротермер и поддержку некоторых граждан, министр внутренних дел не разрешил группе Гурджиева обосноваться в Лондоне, хотя сам он и мог при желании остаться. Доклады разведки, переданные через константинопольский офис Беннетта, дошли до Лондона, и не помогло даже личное участие Беннетта, в июне вернувшегося из Турции. Успенский, наверное, вздохнул с облегчением; он уже собрался переехать в Америку, в случае если бы Гурджиев остался в Англии. Ибо, хотя Успенский и принял свою обычную роль подчиненного, подготавливая собрания в Теософском Холле Уорвик-Гарден и приводя на них своих учеников, пока Ольга Гартманн и Пайндер переводили его работы, Гурджиев постоянно нападал на него. Он обвинял его в том, что тот неправильно понял и извратил его идеи. Успенский не имел права выступать в роли Учителя или придумывать собственные теории, а потому ему лучше было бы во всем подчиниться Учителю. Что касается аудитории, то она, по мнению Гурджиева, должна была выбрать между ложным и истинным пророками. Внешнее проявление этой конфронтации было настолько классическим и проработанным, что многие присутствовавшие при их спорах недоумевали - не было ли здесь тайного сговора? Но Гурджиев, насколько известно, никогда ни с кем тайно не договаривался. Многим ученикам еще предстояло пережить громогласные угрозы, красноречие и магнетизм Учителя; подобное поведение стало со временем привычным и никого не удивляло. Успенский тоже мало верил его угрозам, правда, все это наносило урон его репутации. Как часто случалось и до этого, Гурджиев держался исключительно силой своего — 237 —
|