|
В-шестых, является символом крайнего иллюзионизма некорректный с точки зрения математики переход от элементарного приращения координат в пространстве Г. Минковского ds = dx + dy + dz + icdt к элементарному интервалу СТО, определяемому по формуле ds2 = c2dt2– dx2 – dy2 – dz2, откуда получается священный релятивистский множитель и он же делитель (см. [116]). Умножение на –1 выражения справа в формуле для Re(ds2) = dx2 + dy2 + dz2 – c2dt2 при конструировании из нее выражения для ds2 необоснованно и, как нетрудно видеть, принимается ad hoc (берется с потолка, выражаясь языком теоретиков). Где же тот решающий костыль, которым картезианские метафизики пригвоздили живое и трепетное тело аристотелевской ????? к шпалам фальсификации К. Поппера, из которых сложена стена плача и стенаний ученых ХХ века? «Костылей», как это соответствует неписаным инструкциям по прокладке пути в Великую пустыню познания, несколько. Первый «костыль» вбили, как известно, Р. Декарт и Б. Спиноза, распространившие умение и опыт землемеров, снискавших первые успехи на полигонах и пастбищах, на весь физический мир и даже в … философию. Второй «костыль» вбили позитивистские интерпретаторы опыта А. Майкельсона – Э. Морли, среди которых на особо почетных местах расположились ревностные пользователи принципа У. Гамильтона в k-мерных, k > 3, пространствах: Д. Гильберт, А. Эйнштейн, Л. Инфельд. Третий «костыль» вбил М. Планк: казалось, что минимальный квант действия предстал как первокирпичик, заполнивший вакуум между картезианской схемой бытия и физическим миром, но он внес противоречие между СТО и квантовой механикой в ликах «ультра-», «инфра-» и других Медуз-катастроф. Последующими «костылями» науки-калеки стали бездумные, некритически мыслящие продолжатели социально-политических и материально-экономических переворотов начала ХХ века, отразившие и перенесшие коллизии и антагонизмы общественно-исторического бытия на дотоле чистую и свободную от сорняков ниву научного познания. На принципиальные ошибки релятивистов указывают многие философы. Картезианский детерминизм и природа времени несовместимы. Ученик Демокрита, Эпикур считал, что мир, несмотря на «движение атомов в пустоте», – не автомат с детерминированными, раз и навсегда определенными, неизбежными «манерами» поведения. Косвенно, через теологию, мыслитель говорит о необходимости рассматривать в проблеме времени его связь с Единым. И. Кант, А.К. Уайтхед и М. Хайдеггер сделали выбор между враждебной человеку картезианской наукой и антисциентизмом философии. «Концепция пассивной природы, подвластной детерминистическим и обратимым во времени законам, весьма характерна для западного мира. В Китае и Японии под природой принято понимать то, «что она есть на самом деле». В книге «Наука и общество на Востоке и Западе» Джозеф Нидэм рассказывает об иронии, с которой просвещенные китайцы встретили сообщение иезуитов о триумфе современной науки. Для них мысль о природе, управляемой простыми познаваемыми законами, была идеальным примером антропоцентрической глупости. Согласно китайской традиции, природа есть спонтанная гармония; говорить же о «законах природы» означало бы подчинить природу какой-то внешней власти» [117]. Поэтому принять в качестве базы для описания природы то, что «функционирует в деятельности нашего головного мозга» (А. Эйнштейн), как это делают скоростные релятивисты, ныне науке трудно, как и Эпикуру. Время является основой не только измерения всего, что можно измерять, но и экзистенциальной сущностью мира. Работы Г. Гегеля, Э. Гуссерля, У. Джеймса, А. Бергсона, М. Хайдеггера и А.Н. Уайтхеда сосредоточены на проблеме времени. А для физиков, например для А.Эйнштейна, все вопросы о времени уже сняты, поскольку они давно были решены прагматично и в позитивистском духе. Если для философа в этом существенном моменте познания главное значение приобретает онтологический характер вопроса, то для картезианцев «момент истины» фокусируется в пустой тени от гносеологии. — 78 —
|