Грязь, пот и слезы

Каждый раз я говорил охраннику, что у меня назначена встреча с нею, и усаживался в фойе ждать.

И каждый раз мне вежливо объясняли, что человек под таким именем у них не работает и что мое имя не значится в списке для встречи.

Тогда я уходил и отправлялся к другому подъезду.

Наконец, после множества попыток, мне вдруг сказали, что мисс Дебора Мэлдивс сейчас ко мне спустится.

Я сразу растерялся. Тревожно ожидая ее в мраморном холле, я думал: «О боже, Беар, идиот, что ты наделал?»

Наконец по ту сторону вращающейся двери, оснащенной контрольным устройством, показался плотный коренастый мужчина, а вовсе не мисс Дебора Мэлдивс. Он поманил меня к себе, и дверь повернулась, впуская меня.

«Вот он, момент истины!» – подумал я и вошел.

Мистер (или миссис) Дебора Мэлдивс провел меня в комнату для переговоров и объяснил, что для поступления на работу в МИ‑15 существуют соответствующие каналы и обход всех подъездов к ним не относится.

А потом вдруг улыбнулся.

Он сказал, что я проявил упорство и настойчивость, которые необходимы для работы в контрразведке, и предложил по окончании университета обратиться непосредственно к нему. Я взял его визитку, пожал ему (или ей) волосатую руку и смылся.

Во всяком случае, теперь у меня появился хоть какой‑то стимул поступить в университет, подумал я.

Позднее я продолжал отправлять свои заявления в тщетной надежде, что меня все‑таки примут.

Глава 33

Характеристика от руководства курсами морских десантников, где меня назвали слишком бесшабашным, подходит для многого, но почему‑то университет счел ее неубедительной.

А поскольку оценки у меня были средними, то несколько университетов отказались меня принять.

Большинство моих друзей решили поступать в Бристольский университет. Но с моими оценками я имел такие же шансы попасть в число его студентов, как Дебора Мэлдивс стать королевой красоты. А мне страшно хотелось быть рядом с друзьями.

Наконец мне удалось поступить в Университет Западной Англии (УЗА), не такой серьезный, как Бристольский, на факультет современных языков. (Кстати, я добился этого только после того, как целый день просидел у кабинета заведующей приемной комиссии и выпросил у нее место для себя. Для меня это стало уже привычным способом. Что‑что, а настойчивости мне было не занимать.)

Мне не разрешили изучать только испанский язык, который очень мне нравился, и навязали еще и немецкий. Припомнив знакомую красавицу Татьяну, которая была немкой, я решил, что немецкий язык так же прекрасен, как и она.